-Любимая - прости, я не знаю, что на меня нашло...
Как теперь дописать финал этого фильма? Как сделать вид, что ничего не было? Ах, если бы он знал, что я полностью в его власти и не могу никуда уйти, не могу никому пожаловаться. Как бы он себя повёл?
К сожалению, вернуть мирный секс обратно, было уже не возможно. Теперь оргазмы мы совместно получали от драк. Регулярно нарастающий накал страстей в любую секунду беспричинно перерастал в жестокий бой между кошкой и собакой. Он принял решение - бить меня, научить уму-разуму. Кто ему это посоветовал? Кому выцарапать глаза? Хотя лучше приберегу силы. А я приняла решение - бить его, так как у меня не было другого выбора. Меня не перемещали в другую жизнь, я не могла сбежать, а терпеть унижение не хотела. Вся эта ситуация уничтожила во мне что-то главное, сломало навсегда уверенность, что я могу чувствовать себя с мужчиной в безопасности. А он бил меня, бил с удовольствием, понимая, что сильнее... Но, я не оставалась в долгу - наносила удары как умела: ногтями, ногами, руками, впиваясь в коротко остриженный ёжик я превращала его голову в окровавленную лысину. Я боролась как загнанный в угол вьеткоговец- зубами, взглядом, подпольными вылазками и словами, которые были остры как бритва - заточкой метко попадающими прямо в его спермо-мозг. Ничего, что при этом я была похожа на жалкую, облезлую дворовую кошку, на которую напал красавец питбуль, зато по поводу дворовых кошек это была явно не просвещённая собака. И для неё стало настоящим открытием наличие у меня девяти жизней.
Через месяц, мы оба ходили в не проходящих синяках, и злобно посматривая друг на друга, не понимали - зачем продолжаем жить вместе? Драки стали происходить чуть реже, так как оба знали, что это будет больно. Теперь, мы старались выбирать выражения, опасаясь, чтоб от случайной искры не вспыхнул очередной пожар. Каждый продумывал свою тактику ведения войны. Моя война была партизанской, осознав, что силы слишком не равны, я начала наращивать боевую мощь - делая зарядку по утрам, качаясь на его глазах его же гирями. Уже через полгода, я была в значительно лучшей физической форме, и он это быстро оценил на своей шкуре. Теперь, кроме драк - нас объединяли ещё и совместные занятия физкультурой. Для того что бы он капитулировал - в моменты перемирия, я старалась сделать его жизнь невыносимой, применяя как оружие - бытовые мелочи. Например: повреждала проводку, ведь он не мог жить без своего телевизора, а мне было всё равно, я и при свечах читала книги; делала ему продовольственную блокаду - прекращая готовить и покупать продукты, кроме овсянки, которую он терпеть не мог. Его же война была хитрой, коварной и агрессивной, в любой момент, когда мне казалось, что уже наступил мир, он мог унизительно пнуть меня ногой в спину.
-Уходи отсюда, - голодный, в порыве гнева кричал он.
- Сам уходи.
- Это моя квартира, уйти должна ты. Психованная! - беспомощно кричал Кен, крутя указательным пальцем у виска. В ответ, злобно улыбаяась из под опухших глаз, я таким же выразительным жестом - постучав по лбу, затем по телевизору выдавала свою версию:
- Это кто тебе сказал, что она твоя?! Телевизор?
Мы делили территорию и кастрюли, как два государства, которые когда-то были единым целым. Но, даже если бы я захотела - я не могла уйти, это мой дом. Это мой приговор на этом этапе жизни. А, если бы смогла - то послал бы его, и сбежала куда подальше, на запад, например. Вся наша предыдущая совместная жизнь для каждого из нас обрела свою правдивую историю, абсолютно отличающуюся друг от друга, и каждый считал себя правым, а другого виноватым. Не понимаю, как можно в одной реальности одни и те же события интерпретировать по-разному? Одному Богу известно, сколько бы продолжалось это издевательство. Но в один из дней, когда я уже была готова сдаться, подчиниться, ощущая себя маленьким замученным зверьком в углу грязной, разрушенной клетки, он, почему-то смущаясь, сообщил новость:
-Через три недели приезжает моя мама и тётя с мужем. Я не хочу, чтоб они знали о том, что было.
С этого дня всё стало почти как прежде, он старался делать вид, что ничего не было, готовил кушать для нас двоих, разговаривал вежливо, вёл себя максимально дипломатично и всегда улыбался дружеской улыбкой. Теперь он часто стал заводить разговоры о том, что всегда любил меня, ведь мы родные друг другу люди и ближе нас никого нет, нужно простить и отпустить, всё забудется, ведь столько хорошего между нами было. И одновременно вглядывался в мои волчьи глаза в попытке угадать, что же я замышляю. Он явно боялся, что я могу рассказать его маме, что он делал со мной. И это было хорошо. Мой «родной и близкий человек» очень зависим от мнения своих родственников, а что это может мне дать? Козырный туз - в колоду. «Ты даже не представляешь, как тебе будет больно, готовь попку для маминого ремня».