ка балерины она гордо держала свою седую голову и сморщенное от времени, но прекрасное лицо на тонкой и длинной шее аристократки. От неё веяло спокойствием и теплом. Хотелось присесть рядом на пол, и доверчиво положив ей голову на колени - получить свою долю ласки и заботы. Первый раз в своей жизни я наблюдала явление, когда человек ничего не делая - дарил. Вот откуда у Ваграма этот дар. А вдруг Ваграм, это вторично, а главное - это она? А может ну его нафиг этого великолепного Ваграмчика, жить себе и наслаждаться маминым обществом. Я присматривалась к ней, пытаясь разгадать ребус. Если-бы не было неприятных воспоминаний, ради неё, я бы могла начать искренне заботиться о Ваграме, просто так, даже не любя его, чтоб ей было приятно. А вдруг это мираж, блеф, обман? Даже не хочу допускать такую мысль. Я любовалась этой женщиной и думала: Ну кому нужны жалобы и нытьё? Что кроме ничего они могут дать? Возможно, она бы ответила так: - Деточка, но он же мужчина, что тут сделаешь. Но ты же знаешь, как он тебя любит, и он всё равно будет сердцем и душой верен тебе до конца жизни. Посмотри на него, девочка - ведь лучше его, нет на всём белом свете! Ну и хорошо. Всё равно я придумала более изощрённую месть. -Понимаешь, я же эстет. Мне нравится всё лёгкое, красивое, воздушное - наполненное жизнью и радостью. Когда мы женились, она была красавицей. - Ваграм замолчал, тяжело дыша, но через силу, немного заплетающимся от количества выпитого языком, смешно коверкая слова продолжил: - Да, конечно, её влиятельная семья - до сих пор имеют для меня значение. Я не буду спорить или врать самому себе. Но, я ведь влюбился в неё с первого взгляда. И потерял голову от счастья! Чёрные бездонные глаза, а там такая глубина. Тонкие черты лица, длинные, цвета смолы волосы. - Ваграм вздохнул и молча взяв в руки бутылку Грейт велли, как буд-то рассматривая прекрасную женщину, с любовью и восхищением провёл пальцем по её изгибу. Затем, дрожащими руками, ровно на четверть наполнил свой бокал коньяком и насладившись букетом ароматов, оценил его вкус, выпив залпом неподобающе много. Да, он упал на дно, самое глубокое дно, этого золотистого озера. И на этом дне - было всё красиво, не то, что в том несовершенном мире. -Сигару? -Сигару, - Ваграм пьяно улыбнулся. Первый раз в жизни, он позволил себе напиться коньяком, проявив неуважение к этому благородному напитку. - И посмотри на неё сейчас, да у неё глаз не видно, они заплыли жиром. А ведь всё было так хорошо... Все восхищаются моей дружной семьёй, а я? Что должен делать я? Я притворяюсь счастливым, не хочу всё разрушить, нас слишком много связывает. Много радости, много хорошего, сын - моя гордость и радость! Он так любит, уважает, гордиться, и боготворит свою маму, нашу семью! Это я плохой, я не могу «и радости и в горе». А она теперь бесконечно хочет секса! Смешно жаловаться...Что мне делать? Заставляет дарить ей нежность. Понимаешь?! И мне приходится подчиняться. - Ваграм, возьми себя в руки! Я не хочу это больше слушать, противно, брат. Мы идём не туда. Иди проспись. - Про-спись, - зло повторил растягивая слова друга Ваграм, -Знаешь, а ведь я запутался в любовницах, в этом бесконечном рулоне красивых женщин, которыми пытаюсь восполнить потерянный баланс красоты. В их лицах, именах - блондинка, брюнетка, рыжая - у всех идеальные формы, но все эти прекрасные женщины превратились в одну бездушную куклу. Мне холодно в них. Холодно... Меня перестало это всё радовать. А дома, меня опять ждёт моя любовь, с которой мне хорошо, пока я не всматриваюсь в неё, или она не начинает требовать близости. Раньше этого не было, а теперь она стала ненасытной, мне даже кажется, она издевается и мстит мне за что-то таким образом. Чем я её обидел? Я не знаю что делать! Помоги мне советом, брат! Разводиться? Это не возможно! Семья для меня всё! И я по-прежнему люблю её. Не знаю что делать! Что ты так жалостливо смотришь на меня? - Ваграм с яростью стукнул по столу кулаком, - И не смей думать о ней плохо, она всё равно - прекрасна! Всё изменится, всё будет хорошо. Но как мне ей об этом сказать? Как намекнуть? - Будем считать, что этого разговора не было. Мне пора, прости.- торопливо ответил чей-то очень знакомый голос. Этот интересный диалог я прослушала как любимую радиопередачу, мстительно улыбаясь из-за приоткрытой двери нашей шикарной кухни: - Эстеты! Иди домой! Это мой Ваграм, и я буду им играть! Дверь кухни открылась слишком быстро, прервав мои мысли. И я, бесшумно труся жиром, грациозно подхватив руками свои объёмные складки тела и одежды, абсолютно счастливо и очень быстро пропрыгала по кубикам половой плитки всю прихожую, как буд-то играя в крестики-нолики, и еле успела незамеченной скрыться в своей комнате. Затаившись, слушала, как в коридоре происходит какая-то возня. Наконец, хлопнула входная дверь. Ушёл. Выждав минут пять, я игриво выглянула (ку-ку), и обнаружив, что вещей «брата» уже нет, на цыпочках подошла к кухне. Мне нравилась моя неожиданная грация, сошедшая с полотен Рубенса, я вжилась в свою аппетитную полноту и наслаждалась этой новой для меня красотой. Пришла ассоциация. Я и Ваграм - Далила и Самсон: «Того, кого вчера любила, ныне обольщает, кого вчера согревала лобзанием, ныне, обольщая, предаёт смерти.» На кухне, меня - художника, хранителя красоты мира, встретил натюрморт, состоящий из восседающего за столом пониклого Ваграма, одетого в шикарный, но уже заляпанный чем-то костюм. Из-за ворота его, не застёгнутой рубахи, выглядывал развороченный галстук, язык которого как коварный и замысливший недоброе змий, был небрежно закинут на мужественное, но поникшее плечо. Пустые бутылки дорогого коньяка в количестве 2 шт, пепельница, наполненная ещё дымящимися сигарами, два пустых бокала, и нетронутая нарезка дорогих сыров. Шедевр или мазня? Я задумалась. Композиционное решение этого полотна отличалось исключительным разнообразием (диагональ, эллипс, спираль), богатство красок удивляло. И мои грузные женские формы, так называемые «рубенсовские», которые возможно и могут оттолкнуть своей несколько тяжеловесной телесностью, но не тут. Здесь, они вполне соответствовали мифической растрёпанности и добавляли аппетитную интригу и знак вопроса произведению. Шедевр! Однозначно - шедевр! О, это вдохновляющее зрелище состоявшейся выставки моих гениальных работ. О, искусство! О, Я! Голова Ваграма легла на стол, он пьяно улыбался мне, а по его лицу скатывались слёзы: - О, моя Лилия, Шушанэ, прекрасная моя Лилия, я буду вечно предан тебе! - шептал он, бережно взяв мою толстую ладонь в свою, и уткнувшись мокрым лицом в моё заплывшее от жира тело, смешно вытягивая губы стал целовать меня везде где мог дотянуться, целовать и плакать. Он плакал навзрыд. - Конечно будешь верен. - усмехнувшись, иронично прошептала я, и по-отечески погладила его чёрные, упругие волосы. И вдруг, мне стало его жаль. Мало этого, я почувствовала себя мерзкой тварью, обижающей ребёнка. Так! Давай прекращай - он это заслужил. Слишком много у тебя мыслей! Так и недолго уничтожить гениальную картину, и не дай Боже, ещё и полюбить его из жалости. Но, всё же я смотрела на него уже по-новому. И с этим невозможно было бороться. Вывод был сделан: вопреки всему - он мне нравится. Я улыбнулась: «Вот за что я люблю творчество. Творческий процесс всегда непредсказуем. Этим и манит». Интересно, что это чудо произошло в тот момент, когда он не в лучшем своём виде и состоянии. Теперь, ещё больше захотелось остаться именно в этой реальности. В одну руку я аккуратно взяла тарелочку с сыром, безумно захотелось поесть, в другую бережно Ваграма, и потащила всё это богатство в спальню. Нет, не насиловать, что за мысли у Вас в голове? Я не хочу больше его мучать, ну разве он виноват, что таким родился? Эстетом. По сути, мы ведь одинаковые, мы оба ценим прекрасное, просто смотрим на него под разным углом. Он был не в своей тарелке, а я принимала это как нападение на свою личность. Это мои тараканы, а не его. Мне казалось, что он придурок, а он был всего лишь маленьким мальчиком, которому нужны яркие, красивые игрушки-цветы, ведь он привык к ним с детства, с ними ему спокойно и в его мире наступает гармония. Я запуталась, ох, как я запуталась в этом Ваграме! Не такой он и плохой, и семья у него замечательная, а сын какой! Я бы хотела иметь такого сына, а ведь его воспитал он. Молодец. А его необыкновенная, замечательная мама? А он? С ним я чувствовала заботу, он настоящий мужчина, добытчик, сильный, харизматичный, весёлый и, в конце концов, как не крути - Аполлон. Не думала, что это скажу, но он походу - мой герой! « Как же тебе повезло, о, моя невеста! Завтра мы пойдём тратить все свои, все твои деньги - вместе!» - Я прощаю тебя Ваграм, слышишь? - заботливо укрывая его пледом, и стаскивая с него модные туфли, подумала: даже в доме ходит при костюме, пижон, это ж надо! Всё, хватит! Не трогай его, Мира! Он такой - прими как есть. Бог ему судья. Пусть живёт и радуется. Пусть будет солнцем в своём идеальном мире! Странно, но я хочу измениться, ради него и для него. Раз уж так получилось, первым делом приведу в порядок свои руки, которые я намеренно довела до категории бомжа, а завтра сяду на диету, только доем сегодня эту тарелочку и всё! И начну бегать. Да! Начну бегать, скоро он не узнает меня, и будет восхищаться. Восхищаться и любить! Пусть будет счастлив. Жаль, что эта жизнь не моя. Я как буд-то украла её у какой-то прекрасной женщины, которая сде