Он был не из тех, кто долго ходит вокруг да около. Еще будучи студентом он решил посвятить себя математике и с тех пор не отступал от этого решения.
Правда, в данный момент Кеннет бродил по своему саду в задумчивости. Вот он подошел к грушевому дереву и принялся долго и обстоятельно выбивать об его ствол пепел из трубки, прежде чем снова набить ее душистым английским табаком.
Гуляя, он не потревожил Кэрол ни единым словом. Казалось, девушка для него совсем не существует. Однако через несколько минут он вдруг появился у ее столика с чашками чая и печеньем и поставил все это рядом с пишущей машинкой.
Профессор Ломбард обладал чертами, которые весьма импонировали Кэрол: он буквально излучал надежность и основательность, в нем не было и тени легкомысленности Клода Бэрримора, а что касается личной жизни, если о таковой вообще можно говорить, то ее нельзя было и сравнить с беспутным поведением молодого актера.
Вот и теперь профессор не спеша прогуливался по саду.
— Я вот думаю, — начал он, медленно подбирая слова, и Кэрол подняла голову от машинки. — Не стоит ли переделать этот последний абзац.
Кэрол изобразила на лице ужас.
— Ох, профессор, не хотите же вы в самом деле снова его исправлять?
Кеннет задумчиво поерошил коротко остриженные волосы.
— Я еще окончательно не решил.
— Но вы переделываете этот абзац по три раза на день в течение недели, — в сердцах воскликнула Кэрол. — Если вы и дальше будете так к себе придираться, то мы просидим здесь до будущего года, и сборник выйдет без вашей статьи.
Кеннет усмехнулся.
— Мы оба должны сделать статью как можно лучше.
— Не знаю, как вы, — огрызнулась Кэрол, — но я работаю изо всех сил.
Кеннет окинул Кэрол насмешливым взглядом.
— Уж очень вы нетерпеливы, мисс Бартлетт.
— Я не нетерпелива, — возразила Кэрол, — просто мы находимся в цейтноте. Не забывайте, что работу надо сдать в конце ноября. Кроме того, хочу вам напомнить, что вы собираетесь в отпуск.
Кеннет призадумался.
— Ах да, отпуск… У меня, знаете ли, есть один друг, который готов уступить мне на отпуск свой дом в горах… Но, боюсь, что до Рождества с отпуском ничего не выйдет.
— Ах, не выйдет? — энергично заговорила Кэрол. — Вы работаете над этой проклятой рукописью целое лето. У вас нет ни одной свободной минуты, так подумайте, наконец, о себе и воспользуйтесь отпуском, пока год не кончился.
— Уж очень вы категоричны, — жалобно произнес Кеннет.
— Нет, я просто разумна, — вздохнув, возразила Кэрол. — Должен же хоть кто-то о вас позаботиться, иначе работа вас сожрет с потрохами. Кстати, мне тоже приходится не сладко — ведь у меня есть еще одна работа — у Клода Бэрримора.
— Почему бы вам не бросить наконец этого Бэрримора? — в голосе Ломбарда появились незнакомые доселе нотки.
Кэрол постаралась ответить со всевозможной объективностью:
— Эта работа доставляет мне определенное удовлетворение: его безалаберность — удивительный контраст сухой научной педантичности, царящей в вашем доме.
Кеннет тотчас же недовольно наморщил лоб.
— Бэрримор — глупый, тщеславный человек, вообразивший себя гениальным актером.
— Однако на его представлениях всегда аншлаг, — заметила Кэрол, посчитавшая своим долгом заступиться за своего дневного босса.
— И все это только потому, что он направо и налево раздает бесплатные контрамарки, — саркастически парировал Кеннет.
На секунду Кэрол от неожиданности потеряла дар речи.
— Но, профессор! Что я слышу? Вы не желаете успеха молодому многообещающему актеру?
— Господи, вы меня совсем не поняли, — возмущенно воскликнул профессор Ломбард. — Я от души желаю ему всего, что он только может захотеть, но я не желаю ему такого секретаря, как вы. Такой милости он не заслуживает.
Кэрол от души рассмеялась.
— Однако вы большой эгоист, профессор.
Кеннет на секунду задумался, затем бросил взгляд на часы.
— Пожалуй, я пойду в кабинет, надо надиктовать следующую главу. Как вы думаете, сможете сегодня управиться с материалом?
Кэрол полистала рукопись.
— Не знаю, не уверена. Но, если это так важно…
— Это очень важно, я хочу сегодня же отправить предыдущую главу в издательство, — заговорил Кеннет. — Завтра это уже пойдет в печать.