Евгения Голосова
А что мы будем делать зимой?
Улыбочку!
Моя улыбка стоит десять центов.
Недорого. Но если кто-то груб,
Я в самые тревожные моменты
Храню ее в футлярчике для губ.
А если ты бедняк и бьешься оземь
Весь день перед закрытыми дверьми -
Моя улыбка может стоить восемь,
А если не имеешь и восьми,
То, пахнущий украденной лавандой,
Фотографом явись ко мне на чай,
Изящно усадив меня, скомандуй:
"Улыбочку!" – и даром получай.
* * *
Вы – как подушка, в Вас хочется плакать.
Слезы не выбрызнуть, выбрызну – тушь.
Я Вам спешу письмецо накалякать,
Вам накалякать про всякую чушь.
В моду вошли шерстяные береты,
Не пощадив и моей головы.
Я не заметила: кончилось лето.
Я постарела немного. А Вы?
Хвалят торговки нарядные астры,
Чайки галдят, осадив парапет.
Я не услышала б Вашего "здравствуй"
В неразберихе осенних примет.
Скоро начнется и холод, и слякоть,
Что бы там ни было – жду Вас на чай.
Вы – как подушка, мне хочется плакать
В Вас, кулаками побив сгоряча.
Сегодняшняя бессонница
Выпито небо из маленьких чашек,
Выжаты сны из нутра кофеварки,
В тоненькой стопке из трех промокашек
Прячется горький подстрочник Петрарки.
Омедальоненный бережно локон
В памяти будит иные трофеи,
Томно Нева призывает из окон
Взглядами влажных и властных Офелий.
Имя согреет, как пенная ванна,
Имя звучит без тоски диссонанса,
Слышишь? Пленительно сходит с экрана
Сон кинолентой ночного сеанса.
* * *
Твои рисунки – мотыльки, и ты единственная дочь,
Твоя иллюзия – любовь, и ты не требуешь другой.
Ты расстаешься навсегда, затем, что все уходит прочь,
Затем, что будет все иным, а ты останешься собой.
И только статуи в саду тебя притягивают так,
Что ты отдашь свои стихи за неподвижность их фигур.
И в воскресенье, и в четверг, во всем ты видишь некий знак,
И на руке твоей кольцо, и в голове твоей сумбур.
А для людей ты – поле битв, ты вышибаешь клином клин,
И ты жалеешь их до слез, но не пытаешься помочь,
Ты отражаешься слегка в неверной памяти витрин,
Твои рисунки – мотыльки, и ты единственная дочь.
Вариант
Предположим, наскучили нормы,
Надоели, как сетка на форточке.
Я любить не хочу твои формы
И играть не хочу в твои формочки.
Нам с тобой не хватает пространства,
Пол невымыт и комната – душная.
Это ж надо, с каким постоянством
В нашей жизни отсутствует нужное.
Перемелется. Некая сила
Наши оперы сделает мыльными.
Эту милю веревки и мыла
Сапогами пройдем семимильными.
А потом, компромиссы малюя,
Посмеемся над фразами пылкими,
Отвернувшись в момент поцелуя,
Будем громко сшибаться затылками.
А в кино, не имея билета,
Мы тихонько присядем на корточки.
Ты опять ожидаешь ответа:
Я согласна – тащи свои формочки.
Из личной почты господина Z
Завтра вы получите мое письмо по почте,
И достанете из него мое сердце,
Это будет неожиданно, правда?
Вам давно не приходят такие письма.
Вы откроете его совсем не сразу,
Ведь почту вам приносят на подносе в гостиную,
Как в плохих и шикарных западных фильмах.
Вы откроете письмо за чашкой "Капуччино",
Из длинного авиаконверта достанете сердце,
Мое сердце, господин министр военной обороны,
Примените в своей области его взрывную силу -
Больше она ни на что не годится.
Моя деревянная любовь
Сыграй, сыграй свою скрипучесть,
Своих сверчков ночные скерцо,
Свою бревенчатую участь
Сыграй на сердцевине сердца,
Добавь чечетку и трещотку,
Стучись об двери спален, ванных,
И я во сне увижу четки
Твоих симфоний деревянных,
И я проснусь от этой муки,
От этой дерзкой свистопляски,
И загляну с оттенком скуки
В твои стеклярусные сказки,
Итак, сыграй свою скрипучесть,
Пили с упорством добровольца
Мою бревенчатую участь
И сердца годовые кольца.
Так и откликнется
Рисуется день из предчувствия ночи,
Из планов на вечер, из запаха мяты,
И я виновата, возможно, не очень,
Но очень уж хочется быть виноватой…
И тонкие стебли, и сонные тени,
И смутное горе чужих расставаний,
Сплетают абзац, непригодный для чтений,
Подобный пасьянсам, узорам гаданий.
А ты – не по правилам ищущий встречи -