Чем дольше я целую его и наши языки поглощают друг друга, тем сильнее я чувствую жар между ног. Это раздражающе, но это лучшее чувство, которое я когда-либо испытывала. Я чувствую длину мужчины напротив живота и если обычно я отстраняюсь от этого, то сейчас подаюсь вперёд и чувствую, как эрекция вжимается между моих бёдер. Издаю мягкий стон, пока наши языки переплетены. Снова прижимаюсь к члену Уилла, быстрее и быстрее. Не могу контролировать хныканье, которое срывается к моим губам.
Мужчина начинает направляет мои бёдра и потирается своим членом, помогая мне достигнуть абсолютного удовольствия. Его собственное дыхание становится глубже. Оно постоянно ускоряется. Я не целую его больше. Я откидываю голову назад и сосредотачиваюсь на ощущении эрекции Уилла через твёрдые и грубые джинсы. Ощущения просто райские, учитывая то, что мои хлопковые трусики уже промокли. Мужчина сжимает мою задницу и жёстко прижимает меня к себе. Он терзает губами мою шею, посасывая кожу так, словно это глоток воздуха, который ему так необходим. Мы двигаемся в одном ритме, синхронно, быстро и так отчаянно. Я зарываю пальцы в диван, сжимая обивку, пока двигаюсь напротив Уилла. Затем я чувствую взрыв, который не способен был подарить мне ни один парень и, когда я шагаю за грань, громко стону его имя, не в состоянии нормально дышать. Мои ноги дрожат и твёрдость, которую я чувствовала под собой, исчезла.
Мы сидим там, оба стараемся восстановить дыхание, наши тела всё ещё потряхивает. Я кладу голову Уиллу на плечо и чувствую, что наши сердца бьются в унисон. Откидываюсь назад, чтобы посмотреть на его лицо: взгляд мужчины направлен в потолок. Крошечные бисеринки пота выступили на его лбу, и я вытираю их. Он закрывает глаза и выравнивает дыхание. Затем он распахивает глаза и смотрит на меня. Впервые его взгляд не улыбается мне. Он похож на стекло. Думаю, в его глазах стоят слёзы и это пугает меня.
Соскакиваю с его колен. Уилл поднимается и смотрит на меня, без злости, просто смущённо. Он быстро выходит из комнаты, и я слышу его проклятия. Не уверена, что он, на самом деле, сказал, но Уилл точно огорчён. Я сижу там, не зная, что делать. Должна я что-нибудь сказать ему? Не могу придумать ничего нормального. Он разозлится, если я всё ещё буду здесь, когда вернётся? Какого чёрта я только что сделала? Чувствую себя ещё более растерянной, чем раньше, потому что получила ответ, который искала. Все мои чувства реальны и то, что я только что сделала, что только что испытала с Уиллом, я не смогу так просто забыть. Я не хочу это забывать. Хочу переживать это снова и снова.
— Лиза? — зовёт Уилл.
Думаю, он в ванной. Делаю глубокий вдох:
— Да?
— Можешь, пожалуйста, уйти домой?
Сердце обрывается, и я чувствую слёзы, закипающие в глазах.
— Эм, конечно. — Мой голос слабый и сломленный.
Медленно поднимаюсь с дивана и перевожу взгляд на ту часть дома, где находится Уилл. Я его не вижу, но знаю, что он там. Часть меня хочет пойти к мужчине и заставить его посмотреть на меня, другая — говорит, что я не заслуживаю предъявлять какие-то требования, ещё одна часть меня просто хочет исчезнуть. Как только я обретаю устойчивость, то практически выбегаю из дома.
Всю дорогу назад было такое чувство, будто я задержала дыхание. Держу себя в руках до тех пор, как оказываюсь в своей комнате и падаю на кровать. Я плачу, потому что чувствую, что причинила боль Уиллу. Мой план зашёл слишком далеко, и я никогда больше не смогу так посмотреть на него. Когда я уходила из этой комнаты, то пообещала себе получить ответы. Чего я не предполагала, так того, что ответы приведут к ещё большим вопросам. Я плачу, пока не засыпаю, потому что знаю, что я сделала всё ещё хуже.
* * *
Уилл
Я не могу определить момент, когда моей жизни стало недостаточно, когда она перестала быть хорошей, когда я почувствовал себя в ловушке. Когда я начал ненавидеть себя за это, ставив под сомнение каждое важное решение, принятое мной. Худшее в таком состоянии — это понимание, что с тобой что-то не так и что ты не можешь винить кого-то другого в том, что чувствуешь.
Мне всего сорок один год. У меня потрясающая семья: прекрасная, любящая и любимая мною жена, она любовь всей моей жизни; сын, который не создаёт проблем, хорошо учится в школе и просто является хорошим ребёнком. У меня процветающий бизнес, даже если он не приносит кучу денег, то хотя бы успешно оплачивает наши счета. У нас приличная сумма на счёте в банке, мы можем позволить себе купить несколько вещей подряд и всё равно жить, не стесняясь в средствах. Жизнь неплохая, тихая. Это всё, чего я хотел, когда был моложе и перегружен давлением отчима, который хотел, чтобы я присоединился к его бизнесу. Ступив в дом дяди, который он завещал мне после своей смерти, я почувствовал себя дома. Я почувствовал, что у меня есть цель, и я мог представить, как проведу здесь всю оставшуюся жизнь с Гвен, любовью моей жизни. Всё шло по плану… почти.
Мой сын, Кристофер, благословение для нас. Он вошёл в нашу жизнь, когда ему было всего пять лет и мы с Гвен тогда были потеряны, опустошённые. Моя жена всегда мечтала о доме, полном детей. Это была простая мечта, по крайней мере мы так думали. Никогда не задумывались почему, мы и раньше были готовы к детям, но у нас никогда не было сюрпризов, хоть мы и не предпринимали никаких мер предосторожностей в вопросе беременности. Через три года после нашей свадьбы Гвен была готова заполнить фермерский дом, который мы сделали своим домой, детьми. Когда этого не произошло, мы начали волноваться. Оба были молоды, здоровы и счастливы. Это было главными требованиями.
Мы узнали, что это не наш случай, после визита к доктору. Эти новости сломали мою жену. Она ходила призраком самой себя, узнав, что единственное, чего Гвен всегда хотела, скорее всего, никогда не будет её. Она неделями плакала, и слёзы жены заставили меня пойти к человеку, которого я уже начал ненавидеть. Он практически изгнал меня, когда я отказался жениться на одобренной им женщине, а перед тем я не выбрал карьеру, которую он хотел. Я знал, что с определённой суммой денег, возможно всё. Он рассмеялся мне в лицо и сказал: «Если бы только у меня были деньги Скестфилдов».
Но год спустя, когда Гвен, вроде как, вышла из своего уныния, отчим показался с пятилетним мальчиком и уже оформленными бумагами на усыновление. Только отчим Декстер Крестфилд мог провернуть такое .Так мы стали родителями. Моя жена снова ожила, и мы были счастливы.
Мы оставались таковыми до прошлого года. Несколько недель после моего сорокалетия, когда я проснулся с чувством, которое не мог отогнать. Я не был счастлив. Мне не было грустно и гнева я не чувствовал, было лишь ощущение, что что-то потеряно. Появились сомнения и страхи, которых никогда не было в моей голове. Меня начали волновать вещи, на которые было плевать раньше, типа седого волоска, который появился ещё в тридцать пять лет. Или тот факт, что я был способен работать десять часов подряд и всё ещё мог легко пойти на раунд или два с Гвен перед тем, как отправиться спать. А сейчас это стало намного сложнее.
По-настоящему меня начало беспокоить то, что как бы сильно я не любил сына, когда у него будут дети, то в них будет течь не моя кровь. Я был единственным ребёнком в семье, единственным сыном и после меня никого не останется. Эта мысль не давала мне покоя, особенно когда Крис начал искать колледж. Она грызла меня, и я не мог рассказать об этом Гвен, моей жене, моему лучшему другу. Если кто-то и мог помочь мне пережить это, то это она, но в то же время такие чувства могли разрушить её, опустошить. Она бы решила, что виновата во всём, что я винил её, а это было не так — ни на секунду.
Я никогда не жалел, что связал свою жизнь с ней. Гвен — моя вторая половинка, и мне достаточно лишь быть рядом с ней. Я повторял себе это снова и снова, но жена чувствовала, как я всё больше отдаляюсь и закрываюсь от неё. Я отвлекал себя, связавшись с отчимом и заключив контракт с его коммерческим отделом. Это помогало абстрагироваться от всех недостатков, душащих меня. Гвен так любит меня, даже спустя столько лет я вижу любовь в её глазах, чувствую её в каждом прикосновении. Когда парни, состоящие в браке столько же, сколько и мы, рассказывали, что их жены отвернулись от них, кажутся обиженными, лишь терпят их присутствие, я смотрел на них так, словно они спятили.
Мы с Гвен все ещё влюблены, наши чувства все ещё живы, как в нашу первую встречу, пока не вмешались эти глупые чувства, мысли и прочее дерьмо. Гвен так сильно старалась меня подбодрить. Я никогда не вёл себя так, словно что-то случилось, но жена всегда говорила: «Твоя вторая половинка не глупа». Она больше хвалила меня, говорила, как любит меня, намного чаще, Гвен даже предложила сходить к психологу. А я, словно идиот, был слишком горд, чтобы говорить с кем-то, чтобы признать, что у меня есть проблема. А разговор мог бы помочь. Он мог бы помочь прийти к какому-то решению. Вместо этого я затормозил, решил, что смогу выдержать. Но ничего не помогало.