- Да уж, я заметила, - поёжилась Юля, вспоминая свою панику, когда над ней нависал разъярённый медведь, отчитывая за загул. Не хотела бы она стать объектом его настоящей ненависти.
- О, Юль, это тебя ещё рикошетом зацепило, поверь. Так, по касательной, - засмеялась Дана. – Уж я точно знаю, что тебя он не тронул бы. Но и кричать ему не всегда нужно. Он умеет так сказать, тихо вроде. Но в такой момент глохнешь и перестаёшь вообще воспринимать что-то кроме его глаз и голоса. Хочется поджать хвост и исчезнуть. Надеюсь, он эту Машку-промокашку именно так и припечатал. Но знаешь, со временем я, да и вся семья, заметила, что он стал спокойно относиться… Ну, знаешь, когда можешь обсуждать человека, не шарахаясь от звука его имени. Думаю, он больше не злится на неё. На себя больше, это есть. А она… Она для него больше просто не существует. Ни она, ни Виктор. Он им даже не мстил никак. Хотя я бы прям не против. Но он… Просто взял, собрался. И стал тем, кем стал. Знаешь, как говорят? Хочешь отомстить врагам - стань счастливым, сами сдохнут от зависти. Но мне кажется, ему сейчас и на это наплевать – завидует ему кто-то или нет. А то, что не обвиняет эту гадину, даже может показаться, что выгораживает, это не показатель. Даже не думай. Просто он такой. Всю ответственность на себе тащит. Но вот с доверием проблемы определённо остались. Всех держит на расстоянии. Он ведь и Ивана вычеркнул из жизни, и если б не этот звонок…
- Зачем ты мне это рассказываешь, Дан? – Не выдержала Юля. Слишком близко к сердцу она воспринимала каждое данкино слово, слишком ярко представляла взбешённого Мирослава, и его шок от вида друга со своей женой, и его обиду и непонимание, и его ярость, и его бессилие, и снова злость. И он отстранился ото всех, кто мог бы быть рядом, кто мог бы поддержать, утешить. Просто показать, что он не один. И зачем ей, чужой для него Юлии Белкиной, всё это знать и переживать? Ненужные эмоции, лишние, непрошеные. А Дана долго-долго смотрела в глаза Юле и, поднимаясь с кресла, чтобы вернуться на своё место, ответила:
- Я хорошо знаю Славку. Не так хорошо, как раньше… Но он давно не был таким, как с тобой. Мне понравилось видеть его живым.
И до конца полёта, и потом, прощаясь с друзьями в аэропорту, добираясь до дома, гремя ключами в подъезде, долго пытаясь попасть ими в замочную скважину, и даже обнимая сына, как будто выросшего за эти короткие дни на пару сантиметров, Юля не могла отделаться от мысли, что ей тоже понравилось быть живой. И возможно, только возможно, самую малость, немножечко, она представляла, что им обоим было бы неплохо быть живыми вместе. И может быть, совсем чуть-чуть, надеялась, что такой человек как Мирослав Медведев, действительно, ничего не говорит просто так. А он сказал, что позвонит. Или напишет. И внутри Юли, где-то глубоко под слоем цинизма и усталости, маленькая девочка, верящая в сказки, даже шикнула на всех тараканов. Ведь можно же немного помечтать? И Юля даже думала, что ответит одному медведю. И составила штук десять разных вариантов диалогов. Которые не пригодились, потому что он так и не написал.
Глава 23
Июль на юге был как всегда беспощадным и ленивым. Жара выжгла газоны и деревья до почти осеннего жёлто-пыльного цвета, загнала людей поближе к кондиционерам, поглубже в речку или подальше в отпуска. А время распродаж стало надёжным союзником прохладным коридорам торговых центров.
Юля раздражённо откинула с плеча упрямый локон, который настойчиво падал вперёд и щекотал шею и ухо.
- Фффух, - выпрямилась и швырнула в коробку очередные босоножки. – Всё, Лер, надоело. Пойдём уже, а?
- Сидеть! – Гневный взгляд из-под зелёной чёлки пригвоздил Юлю к яркому пуфику. – Из этого магазина ты выйдешь только с новыми туфлями!
- Леераааа, - взмолилась Юля. – Мне жарко, я хочу есть, пить и лежать дома на диване. Я всё понимаю, у тебя новый мужик, новые волосы, вот и новый гардероб. Но я-то за что страдаю?
- Есть за что! – Сузила глаза Новорядская, выставляя перед Юлей ещё три коробки. Три! Это к тем семи, которые уже перетаскали туда-сюда только по этому магазину. – Ладно, ты на шопинг ходила без меня! Я это пережила, как и твой неприлично, просто отвратительно красивый плащ, который ты выбрала даже без моего участия. Я, можно сказать, смирилась с тем, что моя девочка выросла и начала покупать красивые, непрактичные и дорогие вещи. Я даже простила тебе потрясное приключение! Опять же без меня! Нет, ну подумать только! Даже меня ни разу не искали с полицией!
Юля покачала головой, протискивая уставшие ноги в переплетение множества тонких ремешков, украшенных мелкими стразами, а Лерка задумалась и прижала палец к губам.
- А, нет, искали… Но всё равно! Без разницы! Меня искали в родном городе, а не в чужом! – Зеленоволосая фурия вскинула вверх руки, практически до локтей унизанные яркими пластиковыми браслетами. – Ученик превзошёл учителя! Но заметь, я уже почти перестала тебя в этом обвинять! Я! Пропустила такой загул! И простила! Но вот чего я не могу понять, так это - почему ты до сих пор не воткнула зонтик в глаз этой своей Данелии и не выпытала у неё телефон того горячего братца с балалайкой! Три недели, Юля!
Белка засмеялась. Да уж, показать видео из ресторана неугомонной Лерке и рассказать ей подробности своих приключений в городе на Неве было не лучшей идеей. Конечно, она не жалела. Подруга так забавно ворчала и возмущалась, что «всё самое интересное в твоей жизни – и без меня!». Но этот разговор повторялся уже раз седьмой за прошедшие три недели. Очень странные три недели.
Самое главное и яркое событие лета устроила Ленка. Её шутка про роды в самолёте вполне могла оказаться правдой, потому что именно в то время, как самураи-путешественники взлетали над северной столицей и брали курс в родные степи, обычно вежливая и интеллигентная Ленка с обезумевшими глазами крыла матом врачей и мужа, так как сыну надоело ждать и он рванул на свободу на полтора месяца раньше срока и с таким рвением, что Белявская «ласково» окрестила его Алёном. Позже она объясняла это звучанием оригинального названия фильма про монстров, часть своей жизни проводивших в теле человека и вырывающихся наружу сквозь грудную клетку «носителя»*. Алён, который официально всё же Михаил, в честь папы, пока о своём прозвище не знал, потому что из-за стремления заселить новый мир «забыл» о необходимости дышать земной атмосферой. Лёгкие малыша раскрылись не сразу, долгие две недели он пролежал под аппаратом искусственного дыхания. Лене все эти дни было не до смеха и шуток. Она не просто сдулась до своего добеременного размера, а, казалось, ещё уменьшилась и стала напоминать тень человека. Все поддерживали её, как могли, конечно. Старшие дети отвлекали. Но тревога и страх за ребёнка сжали сердце матери стальной холодной рукой и не отпускали до самого момента, когда малыш решил, что он остаётся на этой планете. У Юльки в ушах до сих пор звенел тот радостный визг, когда Ленка позвонила и сквозь слёзы орала в трубку – «Он дышит!!! Он дышит, Юля! Я держала его на руках сегодня!». И теперь в отделении патологии новорожденных и недоношенных детей в неприлично дорогой комфортабельной палате поселилась настоящая «семья кенгуру» - Лена, её муж Михаил и даже старший сын Артём попеременно дежурили у кювеза, где проводил большую часть суток новый житель Земли – Михаил Михайлович Шерпало. Под присмотром врачей Мих Миха доставали и укладывали кожа к коже на грудь и живот мамы, папы или старшего брата, чтобы он грелся, слушал сердцебиение своих близких и их тихие колыбельные. И хотя это должно было ему помогать навёрстывать всё, что он не успел получить во время жизни внутри маминого живота, не менее благотворно эта неделя влияла и на Ленку. Она перестала напоминать бледного призрака и даже смогла выспаться и начала снова улыбаться. Врачи всё больше времени позволяли Мих Миху находиться вне кювеза, а вчера счастливая Ленка обзвонила родных и подруг и поделилась радостной новостью, что если всё пойдёт так и дальше, то уже через пару недель их выпишут домой.