- Воспользоваться?
- Не-а! Быть рядом. - А в следующий миг всё потеряло значение, потому что Мирослав выпрямился и, подавшись вперёд, пресёк дальнейшие разговоры самым банальным и приятным способом, запечатав рот не успевшей выдать новый вопрос Белке поцелуем.
Глава 46
Говорят, при нехватке кислорода, чтобы не пострадал мозг, организм пытается перенаправить кровь к голове, а если уж этого не достаточно, то начинаются проблемы - ухудшение координации движений, снижение умственных способностей, учащение сердцебиения, а в более сложных ситуациях – потеря сознания. И, судя по симптомам, Мирослав не просто отнял у Юли возможность дышать, а заменил такой жизненно важный воздух чем-то иным, не менее нужным – собой. Прошил её всю невидимыми нитями, по которым, как по проводам, запустил в её тело электрические разряды, щекоткой и дрожью отзывающиеся на кончиках пальцев, на губах, на коже, которую гладили и сжимали, обжигая даже через одежду, такие необходимые сейчас сильные руки. И Юля тянулась к новому источнику дыхания, к мужчине, который вдруг затмил собой все иные потребности. И терялась под его напором, под шквалом собственных ощущений. И цеплялась за мощные плечи, тянула к себе, без слов манила, и вздрагивала, отступая. И снова звала, окунаясь в вихрь эмоций и прикосновений.
Как же давно Юля не испытывала ничего подобного! Да и было ли – сейчас она не могла вспомнить. Что-то новое, глубокое и горячее, разгоралось внутри Юли. И это было так сладко, так искушающе притягательно. И так страшно одновременно. Белке казалось, она не выдержит разрывающих эмоций, не вынесет обжигающей нежности и ласкающей страсти, которые она не только чувствовала в мужчине, но и ощущала у самой себя под кожей, как рвущийся наружу огонь и вихрь. Пытаясь хоть немного перевести дух, Юля упёрлась кулачками в грудь Мирослава, немного отстраняясь и вдыхая свежий воздух с ароматом цветов. Пауза, буквально пять секунд, чтобы справиться с собой. И в эту паузу как в открытое окно вместе с освежающим ветром ворвались мысли, сомнения и чисто беличья паника. Святые белочки! Что она творит! Её подруга не пойми с кем, не пойми где. Сама она собирается… А что, собственно, собирается? Мирослав пока только целовал, да. Но этот медведь, прущий вперёд как лось по камышам, тормозить явно не собирался. Его руки были везде, сжимая и наглаживая юлькино тело, ставшее совсем ватным. А губы жалили шею, ключицы, плечи, возвращались к губам, нежно прикасались к щекам и вискам, не останавливаясь, как будто боясь упустить хоть один сантиметр, хоть один вздох, хоть одну секунду контакта, прикосновения.
Не так Юля представляла себе первый секс с Мирославом. А она представляла! И понимала, и ждала, и хотела. Но и раньше Юля не очень приветствовала внезапные порывы на кухонном столе, хотя это и было в её жизни. Предпочтение она всё же отдавала красивому белью, удобной кровати, долгим ласкам… Да чёрт побери, кого она обманывает – с Мирославом она бы и на полу готова была, только бы вот сейчас сделать один вдох, выгнать остатки полуобморочных тараканов. Просто секунду перевести дыхание…
- Мир, хороший мой. – Юля сама не узнала свой тихий, дрожащий голос. Сама не знала, что хочет сделать и сказать, но слова упрямо, с хрипом, рвались наружу. – Мирочка, подожди. Миииир… Ну стой же.
Мирослав даже не сразу понял, что Юля не просто перестала отвечать на его поцелуи, но и вдруг напряглась всем телом и даже попыталась оттолкнуть его кулачками, отстраняясь, извиваясь, выкручиваясь из его рук.
- Какого х…рррена, Юля! – Севший голос Мирослава хлёстко резанул по юлькиным нервам. Она всего лишь хотела секунду передышки и не ожидала такой реакции.
- Мир, погоди, я не могу. Не могу так… - Белка пыталась объяснить, вернуть ту лёгкость, то тепло, которое было. Но слова не шли, а острый взгляд карих глаз ничуть не помогал.
- Не можешь что? Вот вообще не вовремя сейчас твои тараканьи забеги!
Мирослав тяжело дышал, сжимая и разжимая пальцы на талии Юли, как будто пытался убрать руки и не мог. А Юля, совсем сникнув, от всей души желала провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть, как стремительно исчезает туман из глаз Мирослава, как заменяется на колкие и острые льдинки. Чёрт, он же ещё и пил! Остановить пьяного лося – как ей в голову такое пришло! Но и вот ТАК она не хотела никакого продолжения.
- Мирослав, не надо так. – Предприняла ещё одну попытку Юля. В конце концов, речь людям дана не только для того, чтобы ругаться или врать. Сейчас на эмоциях можно наговорить такого, что потом только бежать придётся, как Лерке – в другую страну. А если уж говорить, то говорить надо честно и открыто. Ведь так можно было, да? – Не надо так со мной. Знаешь… На меня нельзя рычать!
- А мужика со стояком тормозить можно? – Мирослав, наконец, смог оторваться от Юли и даже сделал пару шагов назад, сжимая кулаки. – Ты права Юль, прости. Не нужно было. Я пойду. Завтра…
- Да постой ты, медведь! – Юлька тоже сжала кулаки, не зная, что именно она пытается сдержать – то ли желание снова обнять Медведева и повиснуть на нём цепкой обезьянкой, то ли этими самими кулаками надавать ему тумаков, чтобы не мешал своими комментариями собирать мысли в кучу. – Послушай!
- Послушай! – Передразнил Белку Мирослав. – Да я слышу сейчас только звон в яйцах! У меня пар из ушей валит, как я тебя хочу! Слышишь ты?
- И ты меня услышь! – Юля всё же подошла к Мирославу и провела ладошками по его напряжённым плечам. – Мне страшно, Мир. Я не справляюсь без опоры. Я падаю и не знаю, ловит ли меня кто-то там, куда я лечу.
- Юляяяя, Юлька ты моя! – Мирослав привлёк её к себе, нежно, невесомо, уже не пугая своим напором, а аккуратно поглаживая одной рукой по спине, а второй перебирая светло-рыжие локоны. – Какая же ты… Это ты у нас Белка. А я медведь. Ты шустрая, быстрая, тебя с ветки на ветку мотает. А я если разогнался, то на пути лучше не стоять.
- Носорог! – Глухо отозвалась Юля.
- Что?
- Это носорог если разогнался, то на пути лучше не стоять.
Мир хмыкнул в юлькину макушку.
- Права. Принимается. Слушай, Юль. Я вообще говорить не умею. Только о делах, о бизнесе, о работе. Я с тобой за эти дни здесь наговорил больше, чем лет за десять до этого. Мне кажется, у меня связки офигевают с непривычки. А ещё больше наговорить собираюсь. Так что...
- Мир, - Юльке снова стало страшно, только теперь от предчувствия, что услышит сейчас что-то такое важное, от чего не отмахнёшься, не отшутишься. И с этим чем-то придётся что-то решать, что-то делать, как-то мириться.
- Помолчи, а? – Снова рявкнул Мирослав, но уже не пугая. С какой-то щемящей беззащитностью в голосе. Вроде и рыкнул, но слишком ранимым и просящим был этот медвежий рык. – Юляяя. У меня мысли все между мозгом и яйцами сейчас, дай их в кучу собрать. Я... Тебя хочу.
- Это я уже поняла.
- Юля! Просил же! Не то ты поняла! – Возмутился Мир и заговорил быстро, горячо, шевеля дыханием волосы на макушке Белки и трогая своими словами самые тонкие, самые хрупкие струны в её душе. - Я тебя всю хочу. С тараканами твоими. С истериками. С неуверенностью. Хочу, чтоб ты рядом была. Чтоб ворчала, когда я рано утром шумно на работу собираюсь. А потом выползала из одеяла, лохматая такая, чтобы проводить меня. Чтобы днём звонила, отвлекала от всего. Чтобы вечером ждала. Чтобы жаловалась, что ничего не успела. Трахать тебя тоже хочу. Ты даже представить не можешь все те вещи, которые я уже мысленно с тобой сделал и собираюсь сделать в реальности. И просто хочу засыпать с тобой. Но главное - говорить хочу. Ради этого речь вот человеческую вспоминаю. Только я нихрена не телепат, Юлька. Я за твоими тараканьими забегами не успеваю. Ты там комментатора посади что ли, пусть он мне всё объясняет.
- Я пыталась! Ты мне слова сказать не дал. И сейчас затыкаешь. А я ... – Юля подняла голову, заглядывая в глаза Мирослава, положила ладошки на его небритые щёки, как будто боялась, что он отведёт взгляд, а она не успеет сказать всё, что копится в её сердце. Всё, что страшно произнести вслух, потому что это опасно – открываться. Услышат и ударят потом в самое больное, самое нежное. Но и молчать нельзя. - Я тоже хочу! Думаешь, мне не хочется желанной себя чувствовать? Я... Мне сорок, Мир! Сорок лет, из которых больше половины у меня был один-единственный мужчина! А потом и его не было. Я просто... Ты ж такой! И правда как носорог. Прёшь, ничего и никого не замечая! Я испугалась, ясно? Да, я трусиха.