Юля осмотрелась. На табло появилась строка с нужным рейсом, и Белка потянула свой чемодан сквозь толпу загоревших, отдохнувших и одновременно измотанных отдыхом туристов. Виктор нёс рядом новенькую сумку – черногорский шопинг не влез в прошлую юлькину жизнь.
- До свидания, Юлия Ильинична.
- Прощай, Вить.
Сев в самолёт, Юля долго рассматривала виднеющиеся в окне горы и прислушивалась к себе. Она не страдала, не грустила. Не было ни обиды, ни тоски. Каждый день в этой прекрасной стране оставил только приятные воспоминания. Юля улыбнулась легко и свободно – это же так прекрасно, когда человек оставляет в душе не горечь, глухую боль или колючий холод, а только сладкое тепло, согревающее и обволакивающее сердце мягким туманом. Была лишь лёгкая грусть от того, что закончились эти волшебные дни, и приятная нега от понимания того, что они навсегда останутся в памяти самыми тёплыми, светлыми и нежными моментами. И нет ни капли сожаления, неуверенности или страха перед будущим. Всё будет прекрасно! Юля, всё так же продолжая улыбаться, достала из кармашка сумки свёрнутую в несколько раз записку, на которой без подписей, долгих объяснений и лишних вступлений было выведено размашистым почерком: «Я. ХОЧУ. ТЕБЯ.»
* - «Просто так» — мультфильм киностудии «Союзмультфильм», 1976 год.
Глава 53
- Мам, не приезжай, пожалуйста. Я сам приеду, тортик по дороге захвачу.
Юля откинулась на спинку кресла и поправила лежащий на коленях ноутбук. Илюха сопел в трубку и ждал её реакции. Белка почесала нос. Тортик – это хорошо. Но она хотела сама встретить сына. А тут – не приезжай. Три недели не виделись! Илюха молчание матери расценил по-своему.
– Ну, мааааам. Ну чего ты потащишься на такси туда-обратно? Нас с Виталькой его папа на машине заберёт прямо от автобуса. Виталька живёт в двух остановках от нас. Пал Саныч обещал меня довезти до дома. А ты ж сама только прилетела. Лежи, отдыхай. Ну… Или блинчиков забацай, а? Они у тебя самые-самые вкусные, приворотные. Я ж их почти месяц не ел. Мам?
- Вот ты жук! – Усмехнулась Юлька. – Ладно, подлиза. Будут тебе блинчики. Пал Саныч, говоришь? Что за Виталька?
- Ну, мааааа. Я ж тебе рассказывал. Пацан из нашего отряда. Ну, тот, который ещё сбежал из лагеря с кентами из ближнего посёлка и пошёл на озеро с ними, а там с тарзанки на арматурину спрыгнул и ногу разодрал. И они его на руках тащили обратно. Его ещё хотели домой отправить, но Пал Саныч приехал и сказал, что если б его в детстве с каждой царапиной дома запирали, то он бы на улице и не бывал. Ну, помнишь?
- Помню, помню, не части. Поняла тебя. – Юля переставила ноутбук на столик и потянулась. Глаза немного устали, это чувствовалось по «песочку» под веками. – Герои возвращаются домой, а рыдающие женщины будут портить их героический имидж. Буду сидеть дома, печь блинчики и глядеть в окошко, утирая глазоньки платочком.
- Ну, мааааа. – Снова протянул Илья.
- Всё, всё, шучу я. Просто я соскучилась, не представляешь как.
- Я тоже, мам. Люб-люб тебя.
- И я тебя люб-люб.
Юлька отбросила телефон и пошлёпала на кухню. По пути отпихнула с дороги чемодан и сумку поближе к стене – разбирать их не было ни малейшего желания. Пока вещи не разложены по полкам, то и отпуск не окончен! Еще греют макушку солнечные лучи, душа ещё пляшет под мерный стук уличных барабанов, а вместо сердца об рёбра бьётся море. И нет никакой возможности грустить, жалеть себя. Но было ещё кое-что, от чего никак не получалось отмахнуться. То, что не давало спокойно наслаждаться видом из иллюминатора самолёта! То, с чем Юля в полной мере столкнулась сразу, как только шасси коснулись родной земли. Медведь не вырвал своими когтями сердце – он исполосовал ими всю жизнь. Разодрал на лоскутки привычки, разнёс на ниточки страхи. И как жить дальше, без спасительного и привычного желания забиться в безопасную раковину, Юля пока не знала.
Звонок в дверь застал Юлю посреди коридора, чуть не выбив из её рук ведёрко с мороженым.
- Привет иностранкам! – Лерка влетела в квартиру маленьким довольным ураганом. Волосы растрёпаны, глаза горят, на ногах – непривычные удобные кроссовки вместо двенадцатисантиметровых шпилек, на лице – широченная улыбка вместо боевого макияжа. – Как же я соскучилась!
- По тебе не скажешь, что у тебя было время скучать! – Засмеялась Юлька, отстраняя повисшую на шее подругу и взмахивая ведёрком в сторону комнаты. – Заходи, садись, рассказывай.
Лера деловито прошагала к окну, распахнула занавески и окинула комнату придирчивым взглядом. Рассказывать она явно ничего не собиралась – в глазах читалось любопытство и упрямая готовность удовлетворить его любой ценой.
- Мда… Никогда не спрашивай, как дела у женщины, которая сидит в темноте одна с ведром мороженого – придётся либо выслушивать страдашки, либо отчаянно завидовать. У тебя какой вариант?
- Сама не знаю, Лер. – Юлька плюхнулась на диван и покосилась на Новодворскую. – У меня революционная ситуация.
- Не поняла? – Удивилась Лера. – Что-то с твоей Надеждой Константиновной, хоть и не Крупской?
- Неее. С мамой всё в порядке. Точнее, мы ещё не виделись. Тут другое. Помнишь, как в школе учили – «верхи не могут, низы не хотят».
- Ага. – Лерка быстро метнулась в кухню за второй ложкой и приземлилась на диван рядом с Юлькой. – Ожидаемая ситуация. И чего же ты не хочешь? Чемоданчики, смотрю, даже не разобрала! «Доктор, мы тебя теряем?».
- А вот и снова нееет. – Протянула Юлька и хлопнула Лерку по руке своей ложкой. – Моё мороженое. В морозилке возьми второе ведро. И чайник заодно щёлкни – замёрзнем, будем отогреваться.
- Вот как так! – Возмутилась Лерка, снова исчезая в направлении кухни. – И пожадничала, и угостила одновременно! Итаааак. Я слушаю.
- В общем. Я тут не просто в качестве не хотящих низов. У меня в голове полный базар – не могу и не хочу одновременно.
- Подробности! – Потребовала Лерка. – Раз ты «здесь», то что-то пошло не так «там»?
- И «там», - выделила слово Юля, - всё прекрасно. Лер, можешь сто раз мне сказать, что я дура, но я хочу и буду жить в России.
- Почему сразу дура? Мне тоже страшновато было бы вот так срываться! – Согласилась Лера. – А у тебя ещё и сын, мама…
- Вот и снова нет! – Рассмеялась Юля. – Я не боюсь. Ты не поверишь. Мне, вечной трусихе, не страшно. Ну, то есть… Ай, сама не понимаю. Страшно, конечно. Но… Не так. Знаешь, бывает страх, когда нет-нет, даже не уговаривайте. А бывает – боишься, но лезешь на эту гору, чтобы посмотреть вниз. Я сейчас точно уверена, что мне всё по плечу. Я смогла бы, вытянула. И даже – ты представь – думаю, что взять и поменять свою жизнь было бы не так уж и сложно. Ну, то есть, не прям так легко – сел в самолёт и всё. Но у меня бы получилось. Я просто не хочу уезжать только для того, чтобы сделать как надо, как ждут, как считается крутым – «я уеду жить в Лондон!»*. Дело в другом. Я вдруг услышала свой голос. Ты можешь звонить в дурку, но я настолько часто слышала в голове голоса мамы и мужа, что уже забыла, чего хочу сама по себе. А главное – чего не хочу. Просто привыкла вот так – жить как надо, как ждут, как правильно. Хочешь – не хочешь, а сделай, потому что надо. Сожми зубы и живи. Не только я, не только с моими специфическими родственниками – многие ведь так. Нас постоянно призывают что-то делать, чего-то добиваться, что-то покупать. Беги, спеши, меняй, достигай, дыши маткой! И мы бежим, стараемся, а потом сидим, тупим глазами в стену, сняв один носок, и не понимаем, как мы оказались там, где совсем не хотели. И живём-то может вполне неплохо, но где-то посередине – и не так, как мечтали, и не так, как требуют. А я больше не хочу так! Я сейчас… Я слышу себя. И я знаю, что я могу, но не хочу жить в другой стране. Я могу, но не хочу поменять вообще всю свою жизнь, просто перевернуть её. Я могу и хочу сама решить, что делать дальше.
- И дальше мой великий философ решил устроить революцию?
- Не то, чтобы решила. Просто я поняла, что есть вещи, которые я теперь просто не смогу. Не смогу больше жить по остаточному принципу. Вот здесь прогнусь и подойду в прорези. Вот здесь меня на полочку задвинут, а когда надо – достанут, и я порадуюсь. Не хочу больше задвигать себя подальше на полочку, а иногда доставать, смахивать с себя пыль и немножко радоваться. По расписанию. Радость в пятницу вечером и немного в субботу в обед, и две недели в году по графику. Не хочу больше смотреть на свою жизнь со стороны и ждать, что когда-нибудь всё изменится. Я живая. И не могу больше изображать кадры из чужого кино. – Юля развернула ноутбук экраном к Лере, и у той глаза стали круглые как у совы, отчего её лицо приобрело совершенно мультяшное выражение.