Как же тогда летать с Джонни? Если боги надумают прибрать Джонни к себе, можно ли надеяться, что за компанию они не прихватят тут же и Сэма?
Или наоборот?
«Сэм, — твердит она в каждом письме, каждый день. — Ты такой красивый. Ты единственный. Ты мой».
— Джонни, проснись! Ну, давай же, Джонни Спейт, просыпайся! Пора лететь.
А то еще опоздаем к своему смертному часу.
— Эй, есть тут кто живой? Неужели меня никто не слышит? Я под церковью. Кладбище здесь, что ли? Ни души.
Застрял, ну прямо как глупый малыш, засунувший палец в водопроводный кран. Сидит и ждет, что кто-нибудь придет и кран спилит.
Хоть бы кто пришел и спилил эту церковь!
Рыжая кошка оказалась совсем рядом. Сэм схватил ее и прижал к себе.
— Славная ты, кисонька, — сказал он. — Хочешь поехать со мной на поезде?..
— Ты такая худющая, — сказал он немного погодя. — Пожалуй, еще худее меня. Может, это все-таки та самая дыра. Ты-то и через трещину в стене пролезешь.
Потом он сказал:
— Ты что, никогда не ешь? Никто тебя не кормит? Ты, верно, тоже из дому убежала или тебя просто вышвырнули. Ты, наверное, не кот, а кошка и все время приносишь котят. Вот у них терпение и лопнуло. Мышей ты всех переловила. За птичками тебе не угнаться. Или ты так рано осталась без матери, что не успела научиться? Можешь, если хочешь, жить со мной, но только не приноси котят. Я этого тоже не потерплю. Мы же ездить будем.
Примерно через час полил сильный дождь. Струи воды падали наклонно, но Сэму удалось так пристроить пальто, что получилось подобие укрытия. Кошка сначала сидела смирно, но потом вода полилась еще и с крыши, через край карниза — видно, водосточные трубы забило сосновыми иголками, — и потекла между стеной и бетонной дорожкой, будто по канаве, а в канаве с водой кому охота сидеть, если нет на то особой необходимости? И тогда кошка стала рваться из рук, мяукать, царапаться, так что Сэму пришлось ее отпустить. Злая и взъерошенная, она пулей помчалась прочь и в одно мгновение скрылась из виду. Сэм к этому времени окончательно промок и начал истошно звать на помощь. А дождь продолжал барабанить по железной крыше и с грохотом изливаться на землю. Шум стоял такой, ну просто конец света.
— Да что же это такое! — крикнул Сэм. — Я же утону.
Он собрал все силы, как в тот раз, когда дрался на школьном дворе, за помойкой, напрягся отчаянно, свирепо. И что-то в его теле словно сдвинулось. Освободилось место. Земля вокруг размокла, размякла, как гончарная глина, и выпустила Сэма. Он выскользнул на свободу. По лицу у него текли слезы, мешаясь с дождем и грязью. Только бы скорее убраться отсюда подальше. Еще, чего доброго, эта жуткая дыра вздумает засосать его обратно! Дождь лил как из ведра, ссадины на ногах кровоточили, страх искрами пробегал по всему телу. Сэм всхлипнул и бросился бежать со всех ног, неуклюже оскользаясь по грязи. За углом церкви на дорожке, ведущей к калитке, стояла девушка под большим черным зонтом.
У Сэма вырвался стон, но огромное болезненное напряжение как-то сразу прошло. Он увидел ее сразу и очень ясно, словно знал всю жизнь, словно так и думал, что она встретит его на этом самом месте под зонтом, обвешанным нитями дождя.
ШЕСТЬ
На ней было широкое и длинное старое пальто, может быть, с мужского плеча, мокрые обтрепанные полы свисали чуть не до земли, голова не покрыта. Лицо ее, с мелкими и острыми чертами, было удивительно приятным. А волосы — ах, эти волосы, такие длинные, прямые, тонкие и мягкие, они, даже на дожде, развевались по ветру, будто расцветали. Будто жили сами по себе и расцветали под черным конусом зонта, разворачивая лепестки в полумраке, который принадлежал миру грез, а не дневного света.
Все это было так странно. И так важно. Да, Сэм, очень, очень важно…
Она словно давным-давно ждала этого дня и часа, так и ждала, стоя здесь на дорожке, и он тоже словно всю жизнь готовился к тому, чтобы вот сейчас завернуть за угол и очутиться с нею лицом к лицу, так внезапно, тик полно, словно все происходившее с ним до сих пор было лишь подготовкой к этому мигу. А иначе как бы посмела Земля вдруг перестать вращаться? Замерла на целое длинное мгновение, и воцарилась тишина, и приумолкла битва жизни.
Он сначала увидел, а потом уже услышал, когда она наговорила. Губы шевелились, а голоса не было, но были слова, смешанные с порывами дождя и ветра, словно им потребовались годы, чтобы преодолеть шум бури: