А что…
Вдруг она сейчас выйдет? Что ему тогда делать, если она появится здесь? В какую сторону смотреть? Куда уйти? Что он ей скажет? Ах, извините, мадам. Извините. Я вовсе не глядел. Я ничего не видел. Но он же видел. Видел!
На доске объявлений было прибито расписание поездов. Сэм внимательно разглядывал его, с трудом разбираясь в цифрах и строчках. Ближайшего поезда на перевал было еще ждать да ждать. А укрыться ему негде. Не мог же он полтора часа торчать в уборной. Да он совсем окоченеет. Он там уже и так натерпелся. Неужели они там никогда не убирают? Должно быть, у железнодорожников руки не доходят. А болтаться столько времени на платформе безо всякого дела он тоже не мог. Даже если бы не было этой женщины с младенцем, он все равно не высидел бы на месте целых полтора часа. Это же целая вечность! Мальчишка должен двигаться. Мальчишка должен куда-то идти.
Сэм спустился с платформы, прошел длинным подземным переходом и очутился на шоссе в сырой холодной полутьме. С насыпи со стеклянным звоном стекала вода. Всюду грязь, на дороге сплошное месиво — следы проехавших телег и грузовиков. Воздух как лед. Казалось, здесь такое место, где прекращается жизнь, где никогда не наступит завтра, куда люди приходят умирать. И звери, наверно, собираются тут на безмолвных полянах и тихо тают в воздухе. Так тяжело на душе. Как будто тебя вот-вот проглотит глубокая безнадежность. Дождь со снегом. Тут должны быть и могилы. Здесь лежит Вера. Здесь лежит Надежда. Здесь лежит Милосердие. Здесь лежит бедный глупый Сэм…
Ну, так как, Сэм? Сдаешься? Едешь домой? Опускаешь руки и говоришь миру: «Ты победил. Ты вон какой большой. Ты играешь нечестно».
Он чувствовал снег на носу и даже на пальцах, когда проводил по волосам, но не видел, только дыхание облачком срывалось с губ и таяло. И все-таки это был снег. Настоящий снег падал вокруг него — или он не заметил, как вошел в картину, висящую на стене?
За пазухой у тебя два бутерброда с сыром, а в кармане десять пенсов, и твоих башмаков, Сэм, хватит миль на пятьдесят. Ничуть тебе этот снег не повредит. Вспомни-ка эскимосов. У них снег подают к обеду вместе с жареным тюленьим мясом и приправой из трав.
Снег, Сэм. Настоящий снег!
Волнуясь, все еще не веря, что это наяву, Сэм протянул ладонь.
Вот он кружится в воздухе. На самом деле. Тот же, что на горе Эверест. Тот же, что на Южном полюсе. Куда же он девается, когда достигает земли? Мгновение, и его нет.
Белые хлопья в воздухе все гуще, гуще и гуще… Наглядись хорошенько, Сэм! Подумать только! Легкий, как перышко, мягкий, как пух, и плотный, как стена. Но через эту стену можно пробежать. Будто летишь, будто взлетел высоко-высоко в воздух.
Будто ты — птица, а снег вокруг — облака. А что, мог бы я взлететь, если бы захотел?
Смотрите же, смотрите! Повсюду снег! И я, Сэм, весь в снегу! За свои четырнадцать лет четыре месяца и девять дней я никогда еще не видел снега. Никогда! Никогда! Никогда! Ух ты! Ну кто бы поверил! Здесь идет снег! Я-то думал: чтобы увидеть снег, уж не знаю сколько миль надо проехать, может, тысячу, может, миллион.
Эй, кто тут есть? Настоящий снег! Я никогда еще не видел снега.
Да посмотрите же вокруг!
Снег повсюду. Побелил землю. Кружится в воздухе. Словно это миллионы цветов, миллионы лепестков. Словно это крылышки миллионов бабочек, но только еще мягче и нежнее. Снег летит, такой мягкий-мягкий.
Почему об этом никогда не говорят? Почему этому не учат в школе? Что бы им сказать:
«Высунь-ка, друг, наружу свой нос и узнай, что такое жизнь».
До чего же снег красивый! И какой чистый! Как приятно ловить его руками!
— Эй, мистер! Настоящий снег!
— Да, мальчик. Настоящий снег.
— Ужасно красиво. Ведь правда красиво?
— Глядя на тебя, я бы сказал, да. Красиво. Но сойди-ка лучше с проезжей части. Другой бы на моем месте мог бы и не остановиться. Будет ехать мимо какой-нибудь болван на полной скорости, вместе того чтобы дома сидеть от греха подальше.
Раскачиваешься, зацепившись одной рукой за гибкое деревце, туда-сюда, с носка на пятку, и смотришь, как снег обрушивается каскадом вниз, точно карты из колоды, и растекается, точно волнующееся море. Сэм улыбается, кусает губы, и от волнения к горлу у него подступают слезы.
Ух!
— Скажите, а здесь часто идет снег? — приходится кричать, потому что звуки приглушены, словно бы тонут в мягком. Человек в кабине грузовика может не расслышать, а очень важно, чтобы расслышал. Сэму надо поделиться.
— Примерно раз в семь лет, мальчик.
Вот это да! Подумать только, какая красота валится с этого огромного страшного неба!
Да это гениально!