Азриэль помассировал виски, его плечи опустились. Он протянул свою руку с меткой. — Мы заключили сделку. Уже слишком поздно что-то менять.
Дерьмо.
Гвин сглотнула. Это происходило. Она закипала. Она потерпела неудачу.
Не говоря ни слова, Гвин пронеслась мимо Поющего с Тенями, направляясь прямо к спальням. Она не остановилась, чтобы умыться. Она не остановилась, чтобы поесть. Она не заглянула в библиотеку.
Ей было все равно, что она вспотела, проголодалась, пропустила работу, и что еще даже не наступил час дня.
Гвин упала в кровать и заплакала, не сводя горящих глаз с кулона на тумбочке, пока сон не поглотил ее.
========== Глава XII. Tumble from the Sky. ==========
Чувство стыда было знакомо Гвин. Именно поэтому она не носила Призывающий камень. Именно поэтому она доводила себя до предела на работе в библиотеке и на тренировках. Стыд был постоянным спутником любого, кто жить не мог без постоянных соревнований. Самое незначительное поражение могло привести к ужасному стыду. Хотя за проигрыш не всегда считалась потеря победы. Иногда — и довольно часто в случае Гвин — это была потеря контроля. Неумение держать язык за зубами или держать себя в руках.
Выплакав все слезы со вчерашнего дня, Гвин проснулась в час ночи. Она все еще была одета в тренировочную форму, во рту пересохло, лицо было липким от слез. Вокруг нее безмятежно спали остальные жрицы.
Ее сон был долгим, тяжелым и без сновидений. Такой сон рождается только от слез. Когда вы просыпаетесь, то обычно чувствуете себя гораздо лучше, чем когда засыпали. Но вам тут же становится хуже, когда вы вспоминаете, почему вам пришлось уснуть.
Стыд окутал ее, как тяжелый плащ.
Она села, перекинув ноги через край кровати, положив голову на руки.
Азриэль хотел как лучше. Хотя он не имел права решать за нее, его намерения были чисты. Он хотел убедиться, что она готова.
Ее возмущение тем, что он посмел упомянуть о Сангравахе, было необоснованным. Гвин сама говорила с ним об этом. Она сама делилась с Азриэлем всем. Она раскрывала всю себя, целовала его, плакала перед ним, обнимала его. Конечно, он считал, что спокойно может упоминать ту ночь. И даже если он переступил черту, он имел право. Эта миссия действительно задевала ее за живое, а Гвин была склонна позволять эмоциям управлять ее суждениями.
Победила она в Кровавом Обряде или нет, она все еще была новичком в этом мире. В мире, где нужно быть и защитником, и тем, кого защищают. У нее никогда раньше не было “миссии”. Она была, мягко говоря, неопытна. Азриэль лишь продолжал быть ее наставником.
А что касается того, что он говорил от ее имени… ну, очевидно, он поступил так, потому что заботился о ней. Его ошибка коренилась в чувствах, в которых он признался Гвин. В чувствах, о которых он заявил, несмотря на свойственную ему скрытность. Делает ли это его вмешательство правильным? Конечно, нет. Но, по крайней мере, теперь Гвин могла понять его мотивы. Он боялся за нее, а страх иногда заставляет нас делать глупости. И как часто Шпиону, Поющему с Тенями, приходится противостоять своему страху?
Даже в купальнях, освещенных лишь лунным светом, в ее голове крутились воспоминания о том, как он, лежащий, истекавший кровью, признавался, как он был напуган, когда она оказалась на Кровавом Обряде. Он сказал, что никогда прежде не был так напуган. Никогда.
Значит ли это, что он никогда еще так не боялся потерять кого-то? Гвин не была уверена, что за отношения связывали Азриэля с Морриган или Элейн, но, несомненно, они обе тоже бывали в опасности. И похоже, что Азриэля никогда не волновала чья-то безопасность больше, чем безопасность Гвин.
К тому же, он пообещал ей. Что-то заставило его поклясться голосом, полным горячей убежденности, что он будет ее ждать. Возможно, в прошлом он предлагал это другим, но сейчас он предлагал это ей. А теперь она бросилась в опасность, почти не раздумывая (кроме как о мести за ужасы Сангравахи). Он боялся, что “ждет” напрасно. Азриэль был напуган и обеспокоен, и это затуманило его рассудок так же, как ярость Гвин затуманила ее.
“Я совершила ошибку, доверившись тебе”.
Гвин содрогнулась от этих слов, отдававшихся эхом в каждом уголке ее сознания. Она почесала кожу, покачав головой в знак самобичевания.
Для человека с таким добрым сердцем у тебя слишком ядовитый язык.
Кэтрин была права. Гвин чувствовала, что эмоции бурлят и переполняют ее. Ее слова любви пылали яркой страстью, ее доброта была столь же сильна. Но ее гнев и печаль были холоднее льда и темнее ночного неба.
Вытираясь полотенцем и переодеваясь в ночную рубашку, Гвин мысленно прорепетировала извинения. Сами слова давались легко, а вот принятие решения извиниться (и за что извиниться) уже было сложнее. Именно здесь ей приходилось отбросить свою гордую, любившую соревноваться, натуру и уступить.
Ей не удалось снова заснуть, поэтому вместо этого она легла в свою кровать и закрыла глаза. Оставшиеся от ночи часы она провела, мысленно готовясь к путешествию в Пристанище Ветра и Иллирийский лес. Эта идея оказалась не такой уж пугающей, как представлялась ей изначально. Не тогда, когда она победила в Кровавом Обряде, и не тогда, когда она была потенциально самым опасным существом на свете.
Утром Гвин одновременно и радостно предвкушала, и переживала из-за предстоящей встречи с Азриэлем.
Стыд и вина образовали в ее животе узел, который, она знала, не распутается, пока она не извинится. А после этого им предстояло еще неопределенное количество времени провести вместе один на один.
В конце концов, Гвин снова облачилась в свою форму и попрощалась с Клото. Старшая жрица пожелала ей удачи, а также нацарапала, что “гордится” ее храбростью. Гвин поблагодарила Клото, чувствуя, как болезненно все сжалось в груди, и ушла.
Она не была уверена как, но она точно знала, где будет Азриэль. Ноги сами вынесли ее из крыла жриц в столовую.
Он сидел за столом один. Ни Несты, ни Кассиана не было видно.
Перед ним стояла кружка дымящегося чая и нетронутая тарелка с яичницей и беконом. Локоть Азриэля опирался на подлокотник кресла, пальцы массировали переносицу, и он что-то бормотал про себя.
Гвин подошла к столу и, отодвинув стул, скребнула им по полу. Азриэль вскинул голову, его глаза внимательно следили за ней, пока она опускалась на стул.
— Доброе утро, — робко сказала она.
— Доброе. — Азриэль пододвинул к ней тарелку и чашку чая. — Это для тебя. Возможно, это твоя последняя горячая еда на ближайшее время, так что наслаждайся.
Гвин кивнула, глубоко вздохнула и набралась смелости, чтобы произнести отрепетированное извинение. — Поющий с Тенями.
Он лишь наклонил голову, его лицо было нечитаемым.
Извинение, которое она отрепетировала, умерло, не успев слететь с губ. Она не чувствовала себя достаточно хорошо. Слова выплеснулись из нее, в ее тоне слышалось изнеможение от чувства вины и стыда. — Я не считаю, что сделала ошибку, доверившись тебе. Я не имела это в виду.
Его улыбка была сдержанной. — Я знаю.
— Но я не возьму назад свои слова. Ты не должен был принимать решения за меня, — добавила она, подняв подбородок. — У тебя нет на это права.
— Нет, не должен был. — Азриэль прочистил горло, избегая ее взгляда. — И я перегнул палку, упомянув о Сангравахе. — Она увидела, как в его глазах мелькнул стыд. — Я вчера несколько раз говорил то, что не должен был. Я позволил… позволил своим чувствам к тебе затуманить мой рассудок.
Гвин застыла на своем месте. Хоть это не было для нее новостью, но видеть его таким… смущенным. Видеть его таким уязвимым, когда он признается в своих чувствах. Признается в том, что испытывает к ней что-то, что не испытывал ни к кому другому.
— Во время нашего разговора с Рисандом, — начал Азриэль, качая головой, — я начал чувствовать зачатки той паники, что была у меня, когда ты проходила Кровавый Обряд. Я не мог снова пережить этот ужас, даже если бы я был рядом с тобой во время всего этого. Особенно если бы я был рядом с тобой, потому что… потому что если что-то случится, если с тобой что-то случится, это будет моя вина. — Он наконец-то встретился с ней взглядом, его глаза были напряжены. — Я не переживу, если с тобой случится беда по моей вине.