Выбрать главу

Недди угрюмо сжал губы. Если никто не хочет быть с ним, то он тоже не хочет быть ни с кем. Живые могут таращиться на Тор, петь псалмы, спать в сарае. И ладно. Он мертвец. И он посетит мертвых.

Недди повернулся и торопливо зашагал к кладбищу. Если кто-то и увидит его там, то что ж в этом такого? Где же еще быть привидению? Может быть, там ему удастся найти такого же призрачного товарища, раз уж живые создания из плоти и крови всячески его избегают.

Однако приблизившись к кладбищу, Недди замедлил шаг. Будь у него сердце, оно бы заколотилось сильнее. Тут и там гордо высились каменные кресты, похожие на те, которые встречались им во время путешествия. Выбрав наугад один, Недди подошел ближе и прочитал имя. Ему не нравилось это место. Он не был готов к нему. Если бы Кеннаг…

Ладно. Что же здесь написано?

Дунстан. Бывший аббат Гластонбери, а потом архиепископ Кентерберийский. Ему вспомнилась легенда: благословенный Дунстан, искушаемый самим дьяволом, хватает врага рода человеческого за нос кузнечными тисками.

Представив себе эту картину, Недди чуть не рассмеялся. В этом месте мертвых звук смеха был бы легким и приятным. Он уже видел этого человека, добродушного, как любимый дядюшка, и неуступчивого, как камень этого креста. Ведь это Дунстан ввел в Гластонбери бенедиктинские порядки. До проведенных им реформ монахи здесь распутничали и не почитали Господа. Они…

Дунстан. Он знал Дунстана.

— Как я узнал вас, ваша светлость? — прошептал он вслух. — Был ли я сыном какого-нибудь знатного вельможи? Служил ли вам в Кентербери? — Он взглянул на дату смерти архиепископа — 988 год. — Сейчас 999. Я… я не знал, что вы умерли, а ведь это было одиннадцать лет назад. Значит, я мертв по крайней мере столько же.

Недди вздрогнул. Одиннадцать лет в мире мертвых. Но болезненная острота этого вопроса отступила перед еще более острой необходимостью узнать себя. Как он ни старался, память не выбрасывала из своих глубин никаких подсказок.

Ярость снова поднялась в нем. Недди вскочил на молчаливый камень, отмечающий место последнего приюта архиепископа.

— Кто я? Отвечай! Будь ты проклят, кто я?

Он рычал и царапал крест, рыл землю, катался, кричал и брыкался, пока не обессилел, пока ярость не исчерпала себя. Конечно, ничего из этого не получилось. Бесплотные пальцы не могли и паутину разорвать. Его грудь вздымалась от дыхания, но ведь он не дышал.

Недди поднялся на ноги. Могила Дунстана осталась нетронутой. Если вечный сон архиепископа так же неспокоен, как сон Недди, здесь это ни в чем не проявилось.

Он переходил от камня к камню, отыскивая знакомые имена. Некоторые отзывались в памяти слабым звоном, но ни одно не спровоцировало такой реакции, как могила Дунстана. Голоса братьев смолкли, и монахи потянулись к спальне, чтобы немного отдохнуть перед заутреней. Недди смотрел на них, зная, что Элвин нашел себе товарищей. Ему ничего не оставалось, как созерцать кладбище.

В стороне от других могил, отделенная от них небольшой каменной стеной, находилась еще одна, отмеченная огромным крестом. Даже большим, чем тот, который стоял на месте упокоения Дунстана. Любопытство взяло верх, и Недди подошел к нему. Должно быть, при жизни человек был важной фигурой…

Его глаза расширились. Холод пронзил его. Изумление было так велико, что Недди начал терять очертание и растворяться. Только воля удерживала его на кладбище Гластонберийского аббатства, а воспоминания, хлынувшие могучим потоком, уносили его в безжалостный водоворот.

Мука, скопившаяся в груди, поднялась и сдавила горло, а затем прорвалась всхлипом. Чувство потери охватило Недди и отдалось жуткой болью. Теперь он знал, кем был и какой страшной смертью умер.

— Отец, — прошептал призрак короля Эдуарда Мученика, склоняя голову к могиле его величества Эдгара Миролюбивого. — Отец, отец…

ГЛАВА 14

В страну мрака, каков есть мрак тени смертной…

Иов, 10:21
Аббатство Гластонбери
3 декабря 999 года

Кеннаг моргнула и еще плотнее закуталась в одеяла. Матрас был жесткий, но она хорошо выспалась. Вот если бы еще не сны… После получения чудесного дара они стали куда реалистичнее, чем прежде. Теперь она не только видела и слышала, все остальные чувства тоже заработали, а картины ночных видений поражали яркостью и детальностью.

Кеннаг улыбнулась, вспоминая последний сон. Она стояла в своем маленьком домике, прислушиваясь к доносящимся со двора ударам молота и поглаживая большой живот. Бран знал, что надо сделать с металлом, чтобы превратить его в красивую и полезную вещь. Все вокруг было залито светом, струящимся из неизвестного источника, а на столе стояла пища, настолько вкусная и сытная, что все прочее казалось по сравнению с ней пресным и неприятным. Хорошие сны, успокаивающие сны, сны о…

Тор.

Холм встал перед ее внутренним взором, и всю сонливость сняло как рукой. Ощутив прилив энергии, Кеннаг отбросила одеяла и начала одеваться, поеживаясь от предутреннего холодка.

Насколько ей помнилось, заутреня начиналась с восходом солнца и не была одной из самых долгих служб. Тор не далее чем в полумиле. Если расшевелить кобылу, то можно добраться до вершины и успеть вернуться, чтобы встретиться с аббатом Сигегаром.

А если она и не успеет, что ж, подождут.

Сердце затрепетало. Губы расплылись в глуповато-радостной улыбке. Такого волнения Кеннаг не испытывала, наверное, с того дня, когда впервые переспала с Ниаллом. После многих месяцев горечи и злости предвкушение встречи с Тором наполняло душу восторгом.

Волосы спутались и походили на неприбранное птичье гнездо. Она торопливо причесалась и перехватила их ленточкой. Потом можно будет заняться ими всерьез, а сейчас она сгорала от нетерпения.

Кеннаг вышла из домика, плотно притворила за собой дверь. Тихо и холодно. Братья еще спали после последней службы, закончившейся за полночь. Как только они это выдерживают, подумала Кеннаг.

Что-то опустилось ей на плечо.

Она вздрогнула, ахнула и тут же нахмурилась, увидев Рататоск.

— Доброе утро, — приветствовала ее белка и, распустив хвост, принюхалась, втягивая чистый, холодный воздух. — Хороший будет денек.

— Ты чуть меня не убила, — сказала Кеннаг. — Не надо так прыгать на людей.

— Извини. Запомню на будущее. — Зверек помолчал. — Не хочешь узнать, где я была?

— Не очень, — честно ответила Кеннаг.

Рататоск своей болтовней задерживала ее. Подняв юбки, чтобы не испачкаться в грязи, она торопливо прошла мимо пекарни, кузницы и амбаров. Рататоск сидела на плече, крепко уцепившись когтями за платье.

— А зря. Никто лучше меня не может добывать нужные вам с Элвином сведения.

Кеннаг отворила дверь конюшни. Лошади повернулись и посмотрели на нее. Валаам и свернувшаяся рядом с ним Ровена еще спали.

— У меня есть Второе Зрение, — бросила она, раздраженная тем, что белка отвлекает ее от главной цели.

Рататоск перепрыгнула с ее плеча на балку.

— Мои белки — более надежный источник. Ты просто видишь какие-то образы и не всегда понимаешь их значение. Я же могу узнать имена, планы…

— У меня есть план для тебя, — мяукнула Ровена, открывая глаза и бросая сердитый взгляд на беспокойного грызуна. — Если не закроешь ротик, попадешь в мой.

— Ох! — пискнула Рататоск, возмущенно покачивая хвостом.

— Вы оба — неблагодарные животные. Лучше я расскажу обо всем Элвину. Уж он-то по достоинству оценит мое старание.

Бормоча что-то себе под нос, белка спрыгнула на присыпанную сеном землю и метнулась за дверь. Ровена, повернув голову, посмотрела на Кеннаг, с удивлением обнаружившую, что имеющиеся в аббатстве седла слишком велики для ее кобылки.

— Ты сегодня рано. Могла бы воспользоваться случаем и выспаться в тепле и покое. — Ровена зевнула, выгнув спину и выпустив когти правой передней лапы. — Я так и сделала. Спасибо, Валаам.