Выбрать главу

Все бы хорошо, да вот Самойленко… Заместитель. «Дальновидный» — дальше некуда! В училище показал какие-то необыкновенные задатки и с ходу попал в центральное учреждение. Потолкался там, пообтерся, понял, что козырей для карьеры маловато, и подался сюда, на Крайний Север. Желание как будто благое — молод, полон сил. Но здесь он так увлекся подготовкой в академию, что на службу и времени не остается. Городков ему уже высказал, как он смотрит на такую «космическую дальновидность». Поначалу помогло, теперь, видно, новая беседа требуется.

Да, нынче придется попотеть. И за практическими торпедами следи, и за боевыми следи, за всем следи. Практическими можно было бы заниматься Самойленко, но как на него станешь надеяться: вон, зажал в руках книжицу, сам вроде приборами интересуется, а губы шепчут что-то похожее на «дис из э тейбл». Нет, глаз да глаз всюду нужен. У Городкова так поставлено: кто бы чего ни сделал — только ему показывай. Пока не поглядит, пока не пощупает — не поверит, что сработано как надо. Так Рыбчевский учит; «Пока свой глаз не вставишь, ни за что не доверяй!» Вот он и «вставляет» свой глаз буквально во все, что делается в цехе. Оттого и результаты есть. В прошлом году отстрелялись почти без помарок. Одна маленькая помарочка, правда, была, однако такая маленькая, что даже строгая комиссия прошла мимо нее.

Городкову и самому нравится за всем доглядывать: «Товарищ капитан третьего ранга, посмотрите перекладку рулей!», «Товарищ капитан третьего ранга, взгляните на световой прибор…» Зовут, показывают, стараются, чтобы все было в ажуре. Уже профессором за глаза называют. Что ни говори, приятно, когда тебя признают!

Сегодня новый командир собирается пожаловать. Как-то с ним служба пойдет?.. С Николаенко шла хорошо. Тому лишь бы порядок был да чтоб торпеды не тонули. Офицерам так и внушал: «Вы должны работать, я — командовать!» Что, разве плохо командовал? Дай бог каждому! Во всяком случае, работать не мешал… Говорят, новый в торпедах и в противолодочных ракетах лучше Николаенко разбирается. Может, помогать будет? Не станет отрывать матросов на всякие хознадобности?.. Ага, вот и он. Легок на помине!

По цеху неторопливо шли Павлов и Рыбчевский. Городков ринулся было представляться, но Павлов поднял руку:

— Продолжайте работать. Мы тут у вас побудем немного.

Крайнюю торпеду всем расчетом обступили матросы. Двое из них, проверяя изоляцию цепей, усердно орудовали черной машинкой, а та взвизгивала, будто собачонка, и словно жаловалась на целость электрической проводки. Кряжистый матрос натруженной рукой крутил рукоятку, зорко наблюдая за прибором. Его товарищ прикладывал штырьки к разным клеммам и сосредоточенно сопел. Еще один матрос, по виду уроженец Кавказа, перебирал инструмент, сложенный горкой на столике, похоже, он никак не находил того, что искал. Остальные моряки то и дело заглядывали внутрь торпеды и что-то там подкручивали, подтягивали, подсоединяли. Все это делалось неторопливо, спокойно, невозмутимо, но как-то разобщенно, что ли…

Командир расчета мичман Молоканов стоял поодаль, опираясь локтем на толстую книжку, лежавшую на подоконнике, видимо, инструкцию, поблескивал золотым зубом и лениво поглядывал на своих подчиненных. Казалось, его совсем не интересовало, чем они тут занимались. Дескать, сами знают, что делать, а когда дойдет до важного, он быстро возьмет все в свои руки.

Дальше, за Молокановым, прохаживался туда-сюда капитан-лейтенант с чуть длинноватыми против других волосами. Судя по всему, как и Молоканов, он без особого внимания наблюдал за тем, что происходило. Губы его шевелились, он часто вскидывал глаза к потолку, словно что-то усердно вспоминал.

И лишь один Городков был в непрестанном движении, лишь ему одному все было интересно. Он появлялся то у торпед, то там, где готовили зарядные отделения, — принимал готовую работу или часть ее, указывал, что не так или не совсем так.

— Всюду поспевает! — одобрительно кивнул Рыбчевский на Городкова.

— Почти как Фигаро, — сухо заметил Павлов.

Рыбчевский не понял, как командир относится к Фигаро, взявшемуся за приготовление торпед, и на всякий случай спросил:

— Разве это плохо?..

Павлов к чему-то прислушивался и ответил не сразу. Рыбчевский тоже прислушался: за стеной, что слева, приглушенно завыла пурга, хоть так, вполголоса, но все еще не унималась.

— Что такое хорошо и что такое плохо? — вопросом отозвался Павлов. — Хорошо, что Городков знает торпеды, умеет с ними обращаться и, как Фигаро, всюду поспевает. Ну… — Он сделал паузу, подыскивая слова: — Ну а плохо? Плохо, что Городков таким образом выключает из работы своего зама, даже командиров расчетов. Это скажется при первом же случае. Представьте себе — Городков заболел. Что тогда?