Выбрать главу

То, что «СВ» — это, как и все остальное, вагон, а в гондоле дирижабля никаких вагонов, конечно, нет, значения не имеет. То, что было бы каютой первого класса на какой-нибудь Люфтганзе или Эйр Франс, в советской стране — строго СВ, и никак иначе. Впрочем, каюта СВ капитану второго ранга положена не была бы тоже.

Обстоятельства, позволившие капитану второго ранга Корсаку занять излишне роскошную каюту, более того, проделать всю дорогу из Утрехта, столицы Голландской Народно-Демократической Республики, до Ленинграда, в гордом одиночестве, была следствием удивительной цепочки совпадений.

Сначала — в преддверии великого советского праздника — не оказалось вообще ни одного билета в купейную каюту, а отправлять боевого командира плацкартным местом было совсем неправильно в смысле субординации и уважения к выслуге лет. Затем выяснилось, что «горит» бронь, предназначенная для адмирала подземного флота ГНДР Ван Халена и его бессменного адъютанта и телохранителя — ответственного товарища задержали какие-то важные начальственные дела, а сдавать билеты было уже поздно. Кроме того, Корсак был знаком с адъютантом адмирала: в деле, в котором тот потерял ногу, замененную теперь на современный протез, нынешний кап-два был еще каплеем. Тогда он командовал бронекатером, который, неожиданно обойдя понизу гранитный «язык», вывалился в полостной режим так, чтобы аккуратно прикрыть бортом уже потерявшего сознание командира, и эвакуировать того на большую землю, спасая жизнь и остатки здоровья.

Конечно, мещанское явление, известное жителям страны Советов по книгам и старинным плоским кинофильмам как блат, у нас уже повсеместно изжито, но кто сказал, что один толковый командир не может быть немного благодарен другому толковому командиру, и что благодарность эта не может быть выражена в виде частично материальном?

В общем, Корсак, в нарушение правил, традиций и даже немного приличий, прибыл в Ленинград в каюте Аэро-СВ.

Каюта, названная, в силу традиции, спальным вагоном, капитану второго ранга страшно понравилось. Отличный анатомический диван, широкий иллюминатор каюты, достовернейшим образом имитирующий выгнутую стеклянную стену, даром что каюты находятся в самой глубине гондолы, предупредительные бортпроводники и многое другое. Понравилось, например, включенное в стоимость билета питание (на борту работал отличный ресторан), а также возможность читать периодику прямо в элофоне: мощный ретранслятор сокращал трату собственных эфирных сил командира почти до нуля.

Перелет, таким образом, прошел замечательно, но, как и все замечательные вещи, скоро закончился.

Город, огромной площади и высоты северная столица СССР, набегал на дирижабль снизу, обидно оставаясь по левую руку. Дирижабль заходил на Пулковскую мачту со стороны залива, а летать над жилыми кварталами пассажирскому флоту не положено: безопасность граждан превыше всего, что граждан летящих, что мирно трудящихся километром ниже.

Капитан второго ранга Корсак, почти прилипший, как и все остальные пассажиры главной палубы, к левому обзорному окну, до рези в глазах вглядывался в искаженную панораму города Великого Ленина. Очень хотелось разглядеть с огромной высоты какой-нибудь интересный ориентир, знакомый только по книгам и фильмам, и ни разу не виданный воочию, но получалось плохо: ориентиры, конечно, присутствовали, но опознаваться отказывались.

Вскоре воздушный лайнер и вовсе заложил плавный поворот, показывая пассажирам совсем неинтересные Пулковские высоты, расчерченные тонкой ниткой Киевского шоссе и немного застроенные небольшими жилмассивами.

За спиной кап-два тоже стояли какие-то люди, иногда переговариваясь о неинтересном (Корсак уловил пару фраз, возмутился, не согласился, но вмешиваться в чужую беседу тактично не стал). Людей было много, и ничего удивительного в этом не было: граждане СССР и других советских государств всеми силами старались попасть в Ленинград ко дню празднования годовщины Октября.

- Любопытствуете? - немного высокомерно поинтересовался пожилой солидный товарищ, профессор или даже целый академик: в очках, с пухлым чемоданчиком, в пальто номенклатурного кроя и мохеровым шарфе на плотной шее. Товарищ стоял совсем рядом, тоже рассматривал панораму, но делал это солидно и степенно — было заметно, что вид этот ему знаком и, возможно, успел уже порядком наскучить.