Самое главное же было в том, что применяемая методика не требовала пассов магическим жезлом, и, соответственно, не вызывала никаких подозрений нужного толка у подвергаемых воздействию.
Ни грамотная методика, ни умная техника до сей поры сбоев не давали: Сила Железнов-Каменистый добивался от собравшихся всего, чего хотел, одаривал, для вещественного закрепления методики, наиболее ярких и громких новых последователей зачарованными подарками (портсигарами, именными часами, дешевыми револьверами, коих в специальном вагоне хранились многие сотни штук) и следовал дальше, на Восток, стремясь опередить товарищей-конкурентов и охватить властью и влиянием как можно большую территорию.
Теперь же что-то явно шло не так: население не просто не реагировало на специальное поведение умелого и технически оснащенного оратора правильно — оно не реагировало примерно никак.
Тигр Восстания пошел на крайние меры: выкрутил бронзовый барашек до упора (пять оборотов вместо одного), и принялся орать еще громче, надсадно терзая связки. Зримый эффект появился: население взволновалось и перестало расходиться. Лицом к паровозу, тендеру и Силе Любимовичу стали поворачиваться даже те, кто почти ушел с маленькой привокзальной площади.
Агитатор немного успокоился: все наконец-то пошло так, как надо. Вот уже вздымались первые мозолистые кулаки, вот раскрылись в гневном, но пока беззвучном, крике рты, вот кто-то крикнул: «Веди нас, Тигр!»…
Гром выстрела крупного винтовочного калибра собравшиеся услышали секундой позже: сначала все увидели, как ставший таким понятным, родным и правильным полугоблин сломался пополам: верхнюю часть туловища вместе с взъерошенной головой, модным пенсне и кожаной курткой унесло назад, и уронило по ту сторону стальной гусеницы бронепоезда. Ноги, обутые, как оказалось, в кавалерийские галифе и щегольские сапоги, еще несколько мгновений стояли, как бы удивляясь произошедшему, но потом и они упали куда-то внутрь вагона, в котором располагалась цистерна.
Морок спал, и народ резво разбежался в разные стороны. Особо медленные норовили спрятаться за предметами, вовсе для того не подходящими — парой декоративного вида деревьев, решетчатым основанием водяного бака и просто друг за другом. Самые бодрые, и, возможно, умные, предпочли воздвигнуть между собой и очевидной опасностью более вменяемую преграду — расстояние и зигзагообразный бег. Застучало что-то громкое.
Это ожили пулеметные башенки, густо натыканные поверх блиндированных вагонов, и ничего хорошего от них, этих башенок, ждать не приходилось.
Снова сказал свое слово одинокий крупный калибр: самая ближняя к беззащитному населению башенка лишилась броневого колпака, установленного внутри пулемета и верхней половины туловища пулеметчика: невидимому, покамест, стрелку явно нравилось и удавалось стрелять в центр торса, вызывая критические повреждения.
Легла поверх голов очередь: то ли пристрелочная, то ли наводчик пулемета неправильно выкрутил винт вертикальной наводки. Снова грянул рукотворный гром, отправляя в небытие еще один пулеметный расчет вместе с пулеметом. Бестолково шевельнулось рыло короткого поездного орудия: канониру пока было непонятно, куда стрелять.
Откуда-то из далекого далека, в которое сейчас смотрел хищный нос переднего тяжелого паровоза, послышалось пение, негромкое, но торжественное. Оставшиеся пулеметы вдруг перестали водить хищными рылами водяных охладителей, да и вовсе замерли. Бронепоезд немедленно заволокло невероятно быстро сгустившимся и чудовищно плотным туманом.
Изнутри тумана слышались звуки странные и страшные: будто кто-то огромный вскрывает циклопическим консервным ножом броневые банки, достает изнутри банок человеческие сардины и пожирает их, громко чавкая. Сардины при этом орали ужасными голосами и пытались то ли отбиваться, то ли отстреливаться, но без особенного успеха.
Вскоре звуки прекратились, и замершая в ужасе полуразбежавшаяся толпа вновь принялась шевелиться. Внезапным порывом ветра унесло туман: то, что предстало взорам собравшихся, напоминало бронепоезд только самой нижней своей частью, то есть — колесными парами. Все остальное утратило форму и расцветилось разнообразными пятнами неприятного происхождения.
Двумя часами позже, когда остатки бронепоезда ловко затолкали на запасный путь, сами пути окатили водой из пожарного брандспойта, а население разошлось по своим делам, в здании вокзала сидели и беседовали трое.