– Очень давно. Я тут отсидел свое в ГУЛАГе, на 501-й стройке. Потом остался на жительство. Обзавелся семьей.
– Почему остался?
– А куда денешься? Жена не выдержала одиночества, вышла замуж. А у меня ни кола, ни двора. Куда ехать? На севере привык, вот и остался.
– Что за 501-я стройка, о которой вы говорили?
– Да вот, Сталин хотел соединить железной дорогой европейскую часть страны с Чукоткой. Наверное из-за военных надобностей. Да не успел.
Но все-таки к его смерти сумели проложить в одном из самых трудных мест на Земле шестьсот километров предполагавшейся трансполярной магистрали. В лагерях, которые шли один за другим, при пятидесятиградусном морозе зимой работало триста тысяч человек. Чаще всего, это были политические заключенные, осужденные по 58 статье Уголовного кодекса. И погибло тут сто тысяч. Шпалы были уложены на человеческих костях.
Пока водитель рассказывал о своих горестных годах, настало время торопиться домой. По широкой Оби, по торосам и неприятностям от ударов днища саней.
Утром я попросил у геологов вертолет – полетать над бывшей 501-й стройкой.
С воздуха трасса была уже почти не видна. Утонула в таявшей вечной мерзлоте. Рельсы не выдержали мороза, скрючились.
Завалились столбы с колючей проволокой. В труху превратились бараки. Среди них попалось одно почти целое здание – здание карцера.
Большая куча грунта. На ней вертикально застыл бульдозер. Похоже, его бросили, когда узнали о смерти Сталина.
Стройка ушла в небытие. Вместе с ней пропало в безвестности множество умных, работоспособных, любивших жизнь людей.
Нет, видно счастья на земле.
Есть только стремление к нему, погоня за счастьем.
Но само по себе счастье – сон, мечта.
Утром в сенях у умывальника кто-то из постояльцев гостиницы в восторге кричал:
– В ресторане пиво появилось! Разливное, в кружках!
Я намотал на ус и поспешил в ресторан. Заблудиться невозможно – он был единственный на весь Салехард.
Шел я по улице и думал: где-то здесь, может быть, у меня под ногами, проходит шестьдесят шестая параллель, Полярный круг. Знать бы точно где, можно было бы стать на него, а то и сесть, оказаться верхом на Полярном круге.
Пиво в ресторане, действительно, было. Подавалось оно не бутылками, а в разлив. Я заказал себе сразу кувшин. Сижу. Предвкушаю. Пришла официантка. Поставила передо мной полный графин, рядом положила чайную ложку. Я удивленно поднял глаза:
– Зачем ложка? Думаете, я с сахаром буду пиво пить?
– Пригодится, – засмеялась официантка. – Поглядите на свет, все поймете.
Я посмотрел. И оторопел. В кувшине густо плавали какие-то черные вкрапления. Кажется, не живые, – мелькнуло в уме.
Осмотрелся. За столами вокруг сидели молчаливые люди и кропотливо вылавливали в своих стаканах черные комочки. Теми самыми чайными ложками. Когда примесей оставалось поменьше, принимались с наслаждением пить, смаковать пиво.
Я занялся тем же. И, отловив официантку, спросил, что за пиво особое в их заведении?
Оказалось, на заводе готовое пиво налили в цистерну, в которой до того возили то ли нефть, то ли мазут. Ее, конечно, помыли. Но как? По стахановски? Потом, когда вагон пригнали в Лабытнанги под Салехардом, обнаружили в цистерне грязь. Там были остатки нефти наполовину с пивом.
“Не выливать же такой редкий для полярных широт напиток, – подумало начальство. – Не отравятся, выпьют и так…”
Это о нас.
И не вылили. Даже цены не снизили. И правильно сделали. Никто не отравился. В том числе и я.
И глупец, когда молчит, может показаться мудрецом.
Вечером мы с приятелями из окружкома ударили на прощание по "Папе с мамой" и я улетел в поселок Тазовский. Районный центр на побережье Ледовитого океана. Когда-то здесь была промысловая фактория. Ненцы били соболя и песца, русские и зарубежные купцы скупали добычу, привозили на этот край земли охотничьи припасы, хозяйственные товары и алкоголь. К нему был особенно охоч северной человек.
Местный герб красноречив: Северное сияние, оленьи нарты и рыба.
Теперь это стало столицей большого по площади, но бедного населением района. Его плотность тут один человек на 10 квадратных километров территории. Для наглядности можно сравнить с непригодной для жизни пустыней Сахара. Там плотность населения – четыре человека на 10 квадратных километров земли.
В Тазовском меня встретили занесенные снегом небольшие деревянные домики. Через улицу переброшен мост: летом, когда оттаивает вечная мерзлота, ее просто так не перейти.