Наша встреча ничего не дала. У каждого своя правда. И она неколебима.
Лично меня она взбудоражила. Я размышлял: люди, с которыми мы только что говорили, – националисты, представляют одну нацию. Но в Латвии испокон веку было многонациональное население. На время описываемых событий в республике жили люди более десяти наций. Около миллиона четырехсот тысяч латышей противостояли девятистам тысяч русских людей. Я уж не говорю об украинцах, белорусах, татарах, евреях и ещё многих. Так почему почти половина нелатышского населения молчит? Здесь же их дом. Почему у них нет достоинства, чувства равноправия?
Наверное, потому, что у латышей есть десятилетиями выношенная идея оккупированной нации, грезившей свободой. Конечно, призрачной свободой. Потому что не было никаких оков, от которых хотелось избавиться. Учёба, здравоохранение, карьера – тут была дискриминация? От чего избавляться, если по специально созданному протоколу первые посты в партийных, советских, правоохранительных органах, институтах, крупных предприятиях в обязательном порядке занимали латыши?
Моя жена работала в латышском коллективе. Главная песня ее коллег была: мы лучше будем ходить в лаптях, жить под соломенной крышей, лишь бы эти русские ушли.
Но куда было уходить русским, если на одной чаше весов находилось 2.660.770 человек всего населения Латвии, а на другой – 1.387.757 латышей. Что в остатке? Грубо говоря, половина.
Борясь за свою свободу, они готовы были ввергнуть в несвободу каждого второго жителя республики.
Да и надо ещё убедиться, на чистом ли сливочном масле появились эти цифры. Статистика говорит, что постоянно, вне зависимости от политического строя, в среднем двадцать процентов латышей вступают в смешанные этнические браки. Что теперь в остатке?
Но вернемся к возникшему противостоянию. Народный фронт – сплочённая, финансируемая организация не встречала противодействия в обществе потому, что никто не стоял на ее пути.
"Нужна такая же по эффективности организации, – думал я. – Но с обратным знаком. И с обратным смыслом. Если есть народный национальный фронт, тогда нужен… Интернациональный. Он откроет двери перед человеком любой национальности, в том числе и перед латышами. Даст им трибуну.
Поговорил с одним коллегой, молодым парнем. Поделился своими мыслями. Он поддержал. Написал нечто вроде манифеста Интерфронта. Вдвоём довели его до кондиции.
Но что делать дальше? Мы не Ленин и не Троцкий. Мы не народные трибуны, способные повести за собой массы. Да это и не наша работа. Надо было кому-то идею передать.
Было в Риге одно предприятие, где собирались люди, активно недовольные происходящим. Мы пошли туда. Рассказали, что было на душе, отдали манифест.
Вскоре увидели, как идея Интерфронта стала распространяться, жить наравне с Народным фронтом.
Бессилие есть единственный недостаток, который невозможно исправить.
Телефонный звонок застал меня в больнице. Попал я туда без особых причин. Скорее всего, для профилактики.
Звонил мой знакомый по совсем неожиданному поводу.
– Ты, конечно, знаешь, какая сейчас ситуация. Народный фронт жмёт. Его митинги не кончаются. Мы тоже жмем. У нас появился Интерфронт. Люди идут на его митинги. Но, понимаешь, какая беда? Мало ораторов. Спасибо одному парню. Он каждый раз приходит с новыми стихами. Они, конечно, зажигают людей. Но нужны и ораторы. Народ хочет услышать умные слова о том, что происходит и что ему делать.
Я тебе поэтому и звоню. Есть у нас хороший человек. Латыш. Военный. Готов выступать, но не знает, как. Одно дело солдатами командовать и другое – выйти перед толпой.
У меня просьба: поговори с ним. Расскажи, как надо выступать перед большой аудиторией, О чём говорить. Позанимайся с ним, пока в больнице находишься.
– Хорошо, пусть приходит к концу дня. Посмотрю, может быть, и получится.
Он пришёл. Познакомились. Гость назвал свою фамилию и я понял, что хорошо знаю его отца. Тот довольно часто заходит в редакцию. Просто так. Поговорить.
Мы пошли гулять. Я рассказывал ему о положении в республике с точки зрения гражданского человека. О национальном составе населения, экономических связях республики со всей страной. О безрассудстве националистов, готовых остановить заводы, разрушить сельское хозяйство и таким способом выдавить из Латвии весь пришлый народ.
Однажды в телевизионной хронике увидел его на трибуне. Он пошел в люди.
А напряженность в городе, между тем, нарастала. Дело дошло до того, что в один из вечеров по телевизору шел прямой эфир от министерства внутренних дел. Оттуда доносились автоматные очереди. Националисты штурмовали Министерство. Самого боя видно не было – наступила ночь, но стрельба навевала безрадостное мысли.