– Да, и это было в действительности, – говорит Кармен. – Фабрика в Париже принадлежала брату моей тещи Эмилио Кербел. Так что все сходится.
В тот первый день мы узнали, что семья Рубина и Марии Кербел была невелика. Кроме Залкинда у них была еще дочь Этти (Елка) (с ней-то я и был запечатлен на одном из фотоснимков. Нам тогда было по 1–2 года от роду). Этти еще с детства была болезненным ребенком. Она тихо прожила свою не очень долгую жизнь. Не выйдя замуж, не имея детей. Увлекалась живописью, и теперь у меня в Нью-Йорке висит на стене ее картина, на которой значится: “Е. Пятигорска. 1969”. Картина моей кузины. Память о ней.
Дом, в котором живет Кармен, примечателен не только ее великолепной квартирой. С первого этажа в скале пробит просторный и довольно длинный тоннель. В конце этого прохода есть лифт, который поднимает, как сказали бы у нас в Америке, на бэкярд – то ли в огород, то ли во двор. Но там, за тем зданием, нет ничего, что напоминало бы американский бэкярд. Территория, принадлежащая дому Кармен, огромна и напоминает джунгли своими пальмами, густыми тропическими зарослями. Правда, тут есть начисто подметенные тропинки, лестницы, бассейн, на берегу которого живут экзотические дикие гуси со своим потомством. Есть маленький зоопарк с павлином, кроликом и невиданной в наших краях курицей. Говорят, где-то там, в зарослях, живет маленькая обезьянка, но нам ее встретить не пришлось.
На “бэкярде” оборудованы два места для шашлыков, стоит церковь, предназначенная всем религиям, плавательный бассейн, баскетбольная площадка, зал с набором тренажеров, парикмахерская и бар на случай, если кому-то из жильцов захочется выпить чашечку настоящего бразильского кофе во время прогулки. И в завершение отсюда открывается великолепный вид на голубую лагуну, на водах которой дремлет множество белых яхт из клуба миллионеров.
…Хотя мы с большим волнением переживали встречу со вновь обретенными родственниками, понемногу знакомились и с Рио-де-Жанейро. Марсия взяла отпуск в университете на время нашего пребывания, организовала себе щадящий режим на работе и моталась с нами на машине по городу.
Рио отметил свое 500-летие. Его основали португальские конкистадоры в 1502 году. Они подплыли к этим берегам и увидели красивую реку. Назвали ее январской, потому что это произошло 1 января. Получилось Рио– (река) де-Жанейро (январская). А затем это имя перешло на город, который был в том месте заложен.
Основная, знаменитая часть Рио-де-Жанейро находится на юге. Здесь прославленная Копакабана с ее золотым пляжем и великолепными отелями. Здесь заповедник богачей Ипанема с не менее прекрасным пляжем и самой высокой в мире платой за квартиру. Здесь неистовствуют всемирно известные карнавалы, бьет ключом ночная богемная жизнь.
Всякий раз, когда мы проезжали по Копакабане, Марсия неизменно говорила на одном из перекрестков:
– Ты родился на этой улице…
А Кармен протянула мне однажды казенную бумагу и мы ахнули: это было мое свидетельство о рождении. Оказалось, она отправилась в бюро регистрации на Копакабане и получила мой документ более чем 70-летней давности.
– Ты настоящий кариока, – сказала она. – Тех, кто родился в Рио-де-Жанейро и живет в нем, называют у нас кариоками.
Позже я пытался найти в словарях значение этого, видимо, индейского слова, но так и не нашел.
…В северной, самой крупной части города расположена индустриальная зона. Там – заводы и фабрики. Там и жилье рабочих этих предприятий. Мы бывали в том районе крайне редко, потому что он мало чем отличается от рабочих поселков других городов мира.
Несмотря на зиму, температура стояла под плюс тридцать по Цельсию. Люди загорали на пляже, особо нетерпеливые купались в океане. Нам, познавшим трескучие русские зимы, трудно было воспринимать эту картину всерьез.
Помню, как однажды журналистская судьба занесла меня в глухой поселок Тазовский на берегу Северного Ледовитого океана. На дворе стоял апрель. В Сибири, Европе был разгар весны с веселыми ручьями, теплым солнцем и только что лопнувшими почками на деревьях. А тут, в Тазовском, мороз силой в минус 42 градуса по Цельсию так щипал ягодицы, что по ним приходилось беспрерывно колотить руками. Здесь, в Рио, мы попали в ту же ситуацию, но с обратным знаком. Впрочем, и место было другое – в самих тропиках, южнее экватора.
Мы обнаружили, что гора Корковадо досягаема. На ее вершину, к подножию гигантской каменной фигуры есть дорога. Наша машина ловко карабкается вверх по очень узким улочкам, которые справедливее было бы назвать горными тропами. Повстречался трамвай, короткий, очень узкий, открытый со всех сторон и облепленный снаружи пассажирами. Карабкаются в гору дома, часто обшарпанные, сильно запущенные.