Мы так и не поняли друг друга – наверное, у нас истории жизни были разные.
А потом случилось профсоюзное собрание. Нас в преступлении не обвиняли. Это было бы глупо, потому что все, получившие помощь, находились в зале. Но трепку для порядка устроили крепкую. И как бы ни кричали матери сирот в нашу защиту, нас выгнали с треском из профсоюзного комитета.
На своем дворе всякая собака лает.
Зима поторопилась. Начались ранние заморозки. Преждевременно выпал первый снежок. И это было только начало.
Утром я вышел из дому – спешил к началу смены. С порога увидел: ночью прошел большой снегопад. Все вокруг было белым-бело. Ступил на землю – снег выше колен. И нигде ни дорожки расчищенной, ни тропинки. О специальной технике для этого дела никто и слыхом не слыхал.
Пришлось самому, собственным телом прокладывать путь по снежной целине.
Добрался до перекрестка. Услышал пение. Прислушался – на громкоговоритель не похоже. Завернул за угол, а там – японцы. Много японцев. Человек двести, а, может, и триста. Они выстроились по-военному, заняли всю ширину проезжей части улицы и вроде бы шагали на одном месте. И пели. “Выходила на берег Катюша, выходила на берег крутой…” Впереди как бы шагал знаменосец и держал в руках развевающееся красное знамя.
Я присмотрелся: военнопленные не топтались на месте. Сантиметр за сантиметром они все же двигались вперед.
Подождал, пока вся когорта не протопала мимо меня под “Катюшу” и увидел за ними плотно укатанную дорогу.
Город освобождался от последствий стихии.
Я пожалел, что японцы пока утаптывали дорогу не в мою сторону. Пришлось снова пробираться на работу по снежному бездорожью.
Чтобы дойти до цели, надо прежде всего идти.
По выходным дням я время от времени ездил на побывку домой. Благо это было недалеко – часов шесть езды на поезде. Собрался и на тот раз.
Пошел по магазинам за покупками. В универмаге увидел крошечные белоснежные фетровые валенки. Они были кстати – кроме брата Кима у меня появилась сестренка Софа. Ей обновка будет в самый раз.
Купил валенки и отправился в путь. Но дома меня ждало разочарование. Родители рассказали, что уже купили ребенку точно такую же обновку.
– Возьми с собой в Хабаровск, – посоветовали они. – Вернешь в магазине, где купил.
В магазине, увы, покупку у меня не приняли.
– Отнеси на толкучку и продай, – сказали на работе.
В ближайший свободный день пошел на рынок. Там была неимоверной величины толкучка. Чего только ни продавал и ни покупал обнищавший послевоенный народ!
Я развернул свои валенки и стал на бойком месте в ожидании покупателя. Был уверен: дело нескольких минут. Но прошли минуты, часы, а покупателя как не было, так и не было. Подходили ротозеи. Со всех сторон рассматривали мой товар, спрашивали:
– Почем?
Я называл цену и интерес к софиным валенкам тут же пропадал.
– Дорого…
– Как же дорого? Я их купил неделю назад в универмаге по этой же цене. Копейка в копейку. Вот, у меня чек остался…
– Все равно дорого. Убавь половину – возьму.
Так и шла моя торговля: зевак полно, а покупатель не шел.
Под настроение с жалостью подумал о своем соседе по общежитию, чья койка стояла рядом с моей. Девчонки рассказали, что он работает в типографии вахтером только ради маскировки. На самом деле он барыга, спекулянт. Его настоящее рабочее место на толкучке.
И правда, однажды он по оплошности не захлопнул дверцу тумбочки. Я заглянул, а там – настоящий Елисеевский магазин. Сливочное масло, разная колбаса, сыр, сахар, много хлеба…
Жаль, но я оказался не барыгой. У меня торговля не шла.
Уже подумывал о возвращении домой, но тут около меня остановился человек с часами на ладони. Он постоял рядом и сокрушенно произнес:
– У тебя не покупают и у меня нет желающих. Мне все это уже надоело. Столько времени зря здесь проторчал. Давай хоть с горя махнемся и пойдем по домам. Я тебе часы – ты мне валенки.
Идея мне понравилась. Если говорить по совести, продажа софиной обновки меня не очень волновала – зарабатывал я достаточно, а тратить деньги в пустых магазинах было не на что. Разве, если покупал продукты на базаре. Цены, конечно, кусались, но меня не разоряли.
Я взял часы посмотреть поближе и мое сердце застонало.
Что это были за часы! Несколько стрелок бегали, как муравьи в летний день. Цифры крупные, яркие. Не часы, а заглядение.
– Согласен махнуться?
– Согласен, – не раздумывая, сказал я. – Бери валенки, ребенку пригодятся.