Голосуем. Кто за?
– Подождите голосовать. Все прежние председатели работали за зарплату. Поэтому и пропивали наше хозяйство, воровали из казны наши трудодни. Если бы тот председатель, который сбежал, работал за трудодни, он бы сегодня кукиш без масла получил, как мы. У него и на билет, чтобы удрать, денег не нашлось бы.
– Я думаю, надо прекращать прения, – опомнился райкомовский. – Вижу, начинается не наша агитация.
Кто за?
Ни одной руки.
Райкомовский заметно покраснел, расстегнул верхний крючок кителя. И вдруг как закричит:
– А ну, кто за, голосуй!
Мгновенно поднялось много рук.
– Считать не будем. Единогласно. Давайте поздравим нового председателя и пожелаем успехов.
Представитель райкома партии молча оделся и, не прощаясь, вышел из избы.
Враги всегда активнее друзей.
Не потому ль нам кажется извечно,
Что подлых и завистливых людей
Намного больше на планете сей,
Чем прямодушных, честных и сердечных.
Домой мы возвращались подавленные.
– Вы будете писать об этом? – спросил я у компаньона.
– Да. Двадцать строк. Состоялось отчетно-выборное собрание. Председателем единогласно избран молодой специалист.
– А о том, как проходило собрание?
– Нет, не буду. Это не для печати.
Не знаю, что взбрело мне в голову, я спросил:
– Почему вы такой полный?
Мой попутчик не спешил с ответом. Задумался.
– Это история не сегодняшнего дня, – произнес он, наконец. – Случилась она сразу же после окончания войны…
Мой собеседник должен был поехать по служебным делам в Москву. Время стояло крайне голодное. Хлебные карточки. Продуктовые талоны… Даже дома нечего было есть, а в командировке и подавно. Сходил он на рынок, купил кусок мяса, попросил квартирную хозяйку нажарить ему котлет – на время поездки. Перед дорогой поел горяченького и – на вокзал.
В пути почувствовал себя отвратительно. Дальше – больше. Поднялась температура, начался жар. Попутчики забеспокоились – не зараза ли? Хотели сдать на ближайшей станции. Потом сжалились – какая уж была медицина в тех небольших пристанционных поселках в послевоенную пору!
В Москве прямо с вокзала отвезли в институт Склифосовского. Обследовали со всех концов. И обнаружили – прямо, как в фильмах ужасов, – что накануне он занимался каннибализмом. Ел, попросту говоря, человечину.
Загадки тут не было никакой. Выходит, перед командировкой продали ему на рынке не свинину или говядину, а людские останки. Из них-то хозяйка и нажарила котлет. Помнится, она еще ворчала, что мясо попалось какое-то необычное. Поел он тех котлет перед дорогой, поужинал ими в поезде и затем случился тот приступ.
Желудок ему, конечно, в клинике промыли. Изгнали даже малейший намек на съеденное мясо. Но что-то все-таки там осталось – после того случая мой компаньон стал набирать вес. На первых порах ему даже нравилось быть в бескормицу слегка упитанным – он тогда ни о чем еще не подозревал. Но процесс стал набирать обороты. И человек растолстел по-настоящему. Пытался заниматься спортом, много ходил пешком, голодал, сидел на диетах – не помогало. Стал замечать, что люди оглядываются на него на улице. Смирился. Принялся приспосабливаться к своей непрошеной полноте.
Я встретился с ним через несколько лет после нашей поездки в колхоз. К тому времени из-за своей полноты он бросил репортерскую работу. Устроился в крошечное, захудалое рекламное издательство редактором. На мизерную зарплату. Лишь бы сидеть на месте, не двигаться. Работал за письменным столом, не вставая.
Надо уметь переносить то,
Чего нельзя избежать.
Вместе со мной на моем линотипе набирал пожилой коллега. Он тоже был из тех, кто трудился в этой типографии еще при старом режиме.
У него – своя проблема. Недавно брата со всей семьей выслали в Сибирь. Он очень переживал и постоянно приносил мне самодельные стихи о Магадане – наподобие “двенадцать месяцев зима, а остальное – лето…”, заметки из местных сибирских газет о новых поселенцах-латышах, письма своих родственников.
Я думаю, ко мне он проникся доверием потому, что совсем недавно мы приехали из тех мест, где, может быть, сейчас находится его брат с семьей.
Любопытно, что через несколько лет мне, кажется, довелось побывать там, где поселились его родственники.
Тогда, уже журналист, я пробирался в Салехард. Геологи на своем вертолете подбросили меня до города с аэродромом. Но, увы, изба-аэропорт была битком набита народом.