— Зачем же быть Ломоносовым? Я прошу тебя быть Холмогоровым! Холмогоровым! — Юрий Ростиславович не удержался, повышая голос, особенно раздражаясь из-за того, что сын говорит фразами Ады, которая всю жизнь играла в русскую драматическую театральную школу, полную реализма. — И не говори её речами! Если бы не этот физфак, то я бы с твоей матерью и не встретился. Благодарить должен, а сам?
— Сказать, пап, что маме твоя астрофизика тоже не лыбилась? — напоминание о матери будило тревожную тему, умеющую рассорить Космоса с отцом в пух и прах. — Хвостиком вильнула, а вкалывала полжизни на мэнээса! Бросила, не выдержала.
— Мама бы не хотела, чтобы ты балду валял, — профессор бросил в игру последний козырь, запоздало осознавая, что этот кон Кос выиграет. — Тебе это надо?
— А я и не буду, — Космос припомнил первую идею о желаемой работе, пришедшуюся ему по вкусу. — Вон, на курсы барменов пойду, а потом стану в «Интуристе» подниматься. Дело!
— Подносы таскать хочешь? — Космос все больше и больше удивлял отца, и Юрий Ростиславович не знал, на какую орбиту залетит его бровь в следующую секунду. — Ничего лучше выкинуть не мог!
— Поживём, увидим! — Космос понимал, что ещё немного, и отец разразиться громом, и поэтому необходимо сваливать. Быстро! — Ладно, пап, не беспокойся. Я к Пчёлкиным пойду, давно не виделся…
Кос выскочил из машины, быстро распрямляя брюки и поправляя темно-русую шевелюру. Скорым шагом, парень направился в сторону метро, оставляя озадаченного отца наедине с любимым автомобилем.
В отличие от Космоса «Волга» ещё не расстраивала Юрия Ростиславовича поломками и внезапными перепадами настроения.
— Сын, — Холмогоров-младший обернулся на клич отца-академика, догнавшего его на машине, надеясь услышать в свой адрес какое-нибудь ругательство, но его ожидания были обмануты, — а как же армия? Каким же мне тебя с Афгана привезут?
— Тут уж и без МГУ обойдемся, правда? А уж если попаду, так попаду… — Космос ускорил шаг, нащупывая в кармане жетон на метро. Так и недалеко спустить друг на друга всю псарню за все хорошее и плохое, но родитель у него один, и, положа руку на сердце, хватит ему на сегодня развлечений. Для этого у старика есть драгоценная Пиява, греющая косточки где-то в Крыму. — Пока, папк, до вечера!..
========== Лето 86-го. Неразлучники ==========
Отгремел шумный выпускной Вити Пчёлкина, и педсостав школы номер сто сорок с придыханием открестился от рыжеволосого прогульщика. О том, кто десять лет доводил учителей до нервного припадка, напоминали теперь лишь красная лента с гордой надписью «выпускник» и чёрно-белая фотокарточка, сделанная на «Полароид» Космоса.
С рамки, стоящей на лакированной стенке, смотрели четыре парня лет семнадцати и девушка чуть помладше. На юных чистых лицах лучезарные улыбки, а прямые взгляды бесстрашно смотрят вперёд. Им больше не грозило возвращение за школьную парту, а учебники, пестрившие портретами вождя мирового пролетариата, больше не понадобятся.
— В добрый путь, молодые строители коммунизма! Вперёд, к новым успехам в труде! — проскандировал агитационный постулат седовласый директор школы, проводивший во взрослую жизнь не одно поколение учеников, а Космос, недолго думая, обронил заготовленную фразу:
— На свободу с чистой совестью!
Последний ряд актового зала дружно взорвался смехом, а Кос ловил обречённый взгляд отца-академика, приглашенного на выпускной вечер не только в качестве благодарного родителя, но и почётного гостя от АН СССР.
Юрий Ростиславович благодарен педагогам единственного сына за то, что они мужественно терпели этот ураган целых десять лет, и поэтому его присутствие на торжестве — не только простая формальность, но и дань уважения. Однако Космос не воспринимал серьезности момента, и для него выпускной — конец танталовым мукам.
Пчёле теперь не придётся прятать шпоры по школе во всех возможных и невозможных местах, Белый больше не будет затравливать за пользу науки химии, а Лизе не нужно, меняя почерк, раз за разом писать сочинения по Гоголю в двух экземплярах.
Время пролетело быстрокрылой птицей, и в столице воцарились духота и скука, доводящие горожан до тошноты. Космос целый месяц находился в дачной ссылке под Москвой, готовясь к поступлению в университет. Саша уже успел срезаться на втором экзамене в Горном, а Фил ждал весточки от военкома.
Лиза с Пчёлой впервые нарушили традицию, не поехав летом в Ленинград, и поэтому они слонялись по городу без особого дела. Раньше двенадцати в детских комнатах никто не просыпался.
Утро не предвещало Лизе ничего примечательного. Она спала до победного, не реагируя на проснувшегося брата, на всю мощь врубившего «Электронику», заряженную кассетой с модными мотивами. Обычно Пчёла никогда не просыпался первым, и Лизе приходилось будить брата с боем. Но сегодня они поменялись местами, и златовласая лениво пытается приоткрыть левое веко.
Результат неутешительный; по-прежнему хочется спать, проваливаясь в бескрайнее царство Морфея. А всё потому что Лиза до ночи перечитывала второй том «Войны и мира», и уснула только в третьем часу ночи.
Во сне причудливо представляла себя Наташей на балу, окруженную неким подобием Болконского и Пьера, робкой и смущённой, но почему-то в потёртых кедах и мерзко-розовых бананах. Точно таких же, как и у её одноклассницы Королёвой, при встрече с которой Лизу охватывало единственное желание — научить безмозглую Машку молчать. Но проще заставить Пчёлу каждый вечер кашеварить возле плиты, чем изменить Королёву, извечно притягивающую к себе внимание конским смехом и посеревшим пузырём апельсиновой жевательной резинки.
Космос бы поднял её на смех, не забыв напомнить, что Наташа — дура полная, набитая, и «сам твой Толстой давно помер». Холмогоров не слишком любил читать. Как человек, которому что-то настойчиво прививали с детства, к классической литературе Космос получил стойкое отвращение. Но из всякого правила существуют исключения, и поэтому полузапретное издание «Мастера и Маргариты», доставшееся Косу от покойной матери, помогло понять искреннюю увлеченность подруги книгами.
Космодром зарокочет и перестанет, тем более за Лизу всегда вступался Валера — надёжное плечо и разумное звено в их честной компании.
За рациональность Сашки Лиза точно не ручалась. Его настигла любовь, и имя ей — Ленка Елисеева. Отмечая последний звонок ребят, Лиза не раз успела заметить, как суетлив и услужлив влюбленный Сашка, и как капризничает самодовольная Лена, боявшаяся, что кто-то из присутствующих обольет её «Жигулем».
Лиза и Космос, кутавшиеся в одну большую махровую простыню, озябшие после купания в холодном озере, только понимающе переглядывались. Они неслышно переговаривались, чтобы Саша точно не услышал их особое мнение:
— Чтобы я так себя вела, как кукла? Ни в жизнь… — Лиза шмыгала носом, мысленно представляя, что эти двое ещё и целуются. — Кос, ты свидетель!
— Свидетелем мне быть ещё не приходилось, — Кос вполне мог обрадоваться — ничего так девчонка другану досталась, но… в тихом омуте, — но мне тоже не улыбается, как псина на лапах скакать!
— Эй, парочка, — уединение Коса и Лизы нарушил Фил, напоминающий, что они здесь не одни. Парень заключил в могучие объятия друзей, и решил подлить в огонь масла, — что-то мне подсказывает, что это вы тут сейчас поцелуетесь, пока Пчёла за дровишками свалил! А, комсомольцы?
Лиза вспыхнула одномоментно, выпрыгнув из захвата друзей, и одновременно пытаясь поправить выпавший из-под ободка светлый локон:
— Вот ещё, дурни! Давайте всех по парочкам сводить, работа не пыльная, вам по зубам! — Лиза злобно запыхтела, расставив руки по бокам. На её счастье, пламенный громкий шёпот слышали лишь Космос и Фил. — И, Валер, сваха из тебя, как из Пчёлы балерун. Пачка вот-вот лопнет!