Когда вроде как слегка оглушенный старший лейтенант пришел в себя, он смог оценить внешность актрисы более взвешенно и, можно сказать, аналитичнее.
Фигурой Александра Ликина напоминала статую Венеры с отбитыми руками, которую Костя видел пару раз по телеку. Но конечности у Александры Ликиной оказались в полном порядке, включая стройные, в меру длинные ноги с довольно мощными упругими бедрами — все это можно было рассмотреть и оценить сквозь прорезь ее халата, что старший оперуполномоченный и сделал.
Отдельной оценки заслуживала образцово-показательная грудь актрисы, удачно подчеркнутая все тем же приталенным легким ситцевым халатиком.
Вообще в ней имелось много чего-то такого всякого женского, что старший лейтенант, даже обладая литературным дарованием, не смог бы не только красочно описать, но и более-менее четко сформулировать.
Однако, несмотря на все эти достоинства Александры Ликиной, Костя постепенно начал ощущать себя не прельщенным, а подавленным ее красотой. Облик актрисы казался Митину чересчур величественным, даже монументальным. Наверно, именно потому у него ни на секунду — ну, разве только поначалу — не возникало желания немедленно залезть к этой женщине в постель. А ведь подобного рода искушение неизбежно посещало Костю при знакомстве с дамами пусть и не такими эффектными, зато и не выглядевшими, будто средневековый феодальный замок — с неприступными стенами, бойницами для метания стрел и трясинообразным рвом глубиной в двенадцать футов. Женский облик, полагал Костя, не должен столь очевидно отрицать саму возможность доступа к телу. У старшего оперуполномоченного даже появились сомнения — а знакома ли хозяйка квартиры на практике с тем, что «делают все леди».
Эти сомнения только усиливали классические, строгие черты лица Александры, будто выписанные каким-нибудь специалистом по каллиграфическому рисованию, хотя Митин и не знал — есть ли такие специалисты и существует ли вообще подобный вид искусства или ремесла.
Даже такие характерные признаки повышенной женской сексуальности, как белокурые волосы и голубые глаза актрисы, не поколебали его диагноз, который гласил: Александра Ликина — женщина не для простых плотских радостей, а значит, и не для него, старшего лейтенанта Константина Митина.
Между тем, пока один опер занимался визуальным обследованием личности фигурантки, другой успел ей представиться и начал задавать вопросы:
— Вы вчера выходили из дома?
— Да.
— Пользовались ли каким-либо видом транспорта?
— Меня подвозили частники.
— Сколько раз?
— М-м… Трижды.
Она отвечала спокойно, без видимого волнения, как и должны отвечать абсолютно ни в чем не повинные люди, но Курского удивляло, почему Ликина не спрашивает, для чего ей все эти вопросы задаются.
И тут она как раз заявила с легкой улыбкой:
— Я не спрашиваю, с какой целью вы пришли, полагаю — это великая тайна следствия, но, похоже, у вас ко мне много вопросов. Тогда, позвольте, я приготовлю вам кофе. — А потом хозяйка ловко предупредила возможный отрицательный ответ: — Тем более что я сама в это время его пью.
Последняя реплика не допускала возражений, и актриса при молчаливом согласии оперов продефилировала на кухню.
Пока Митин сканировал ее вибрирующий зад, лейтенант обозревал комнату, в которой они находились, и вдруг обнаружил в углу помещения совок с мусором. После уборки его, видимо, забыли или не успели — из-за прихода милиционеров — унести. Когда Ликина скрылась за дверью, Курский сорвался с места, покопавшись в мусоре, что-то из него извлек и сунул в целлофановый пакетик, после чего спрятал все это карман.
— Что там? — шепотом спросил заинтригованный Митин.
— Обычная уличная грязь, — так же тихо ответил лейтенант.
— Зачем она тебе?
— Тс-с. — Курский прижал палец к губам. Потом опять вскочил и провел пальцем по верхней плоскости серванта. Палец снова, как недавно в прихожей, оказался в пыли.
Хозяйка принесла на подносе три чашечки кофе, конфеты, печенье и стала выставлять все это на стол, где уже лежала фотография, положенная туда Курским.
— Мы хотели бы узнать, знакомы ли вы с этим человеком? — Лейтенант кивнул в сторону снимка.
Женщина ответила сразу, даже не взяв фото в руки:
— Это Пал Семеныч Козлов. Он вчера подвез меня из старых кварталов к моему дому.
— А откуда вы его знаете?
— Я жила когда-то в том районе. — Она мечтательно закатила глаза. — Хорошее было времечко, теплое. — Тут Александра обеспокоенно взглянула на Курского, поскольку именно он задавал все вопросы: — Надеюсь, с Пал Семенычем ничего не случилось?