Алек потер переносицу.
— Нет, Магнус, не думаю, что это вообще когда-либо всплывало в зале. Мы ни разу не обсуждали вариант того, что гей может быть рестлером. Но вот тема всплыла, и я сказал то, что мне пришлось сказать, чтобы отвести от себя подозрения.
Магнус скрестил руки на затылке.
— То есть лучший способ убедиться в том, что никто не считает тебя геем, это сказать, что я натурал. Понятно.
— Магнус, я не понимаю, почему это так важно, что абсолютно чужие для тебя люди думают…
— Я горд тем, кем я являюсь! — перебил его Бейн, захлебываясь. — Я горд быть бисексуалом, горжусь этим, и сегодня ты проявил неуважение по отношению к тому, что очень важно для меня. — Он злобно рассмеялся, слезы обжигали его глаза. — И считать, что разбрасываться словами «о, он не педик», — не проблема… — Он подавился собственными словами, тяжело дыша. — Мне тридцать три года, и половину своей жизни я не разговаривал со своими родителями из-за того, что я «педик». Ты знаешь, что родители выгнали меня из дома, когда мне было всего шестнадцать за то, что я был педиком. За то, что я был грязным чертовым педиком, которого они не потерпят под своей крышей. Я бы многое высказал твоей матери, но твои родители не выгоняли тебя из дома, как сделали мои, даже не переживая о том, выживет или помрет их шестнадцатилетний сын, только потому что он был «педиком», кем, как ты и сказал своим друзьям, я не являюсь! — Магнус потряс головой. — Как ты можешь считать, что я нормально воспринял бы то, что они считают меня натуралом, тогда как мне пришлось бороться всю мою сознательную жизнь, включая часть детства, чтобы доказать всем, что они ошибаются в том, что бисексуал не может преуспеть в жизни? — Он шмыгнул носом и увидел странное выражение на лице Алека, когда тот не мог смотреть ему в глаза. — Я думал, ты понимаешь, что я горжусь своей ориентацией. Ты говорил, что ты тоже гордишься своей.
— Ну что ж, это не так, — резко отозвался Алек, испугав Магнуса. Он поднял голову с круглыми покрасневшими глазами, будто он сейчас расплачется, и он пытался сдержать слезы всеми силами. — Я не горжусь тем, кто я есть, потому что, возможно, ты и не чертов педик, но я — да! И я ненавижу это, — сказал он охрипшим голосом. — Хотел бы я быть натуралом, я так хотел бы быть чертовым натуралом. Вся моя жизнь не была бы такой сложной, если бы я был нормальным. Моя мать любит Джейса, потому что он натурал. Я менее важный ребенок, потому что я, черт подери, педик, Магнус, как я могу гордиться этим?! — спросил Лайтвуд, его голос поднимался на октаву с каждым словом. — Это замечательно, что ты горд быть тем, кто ты есть, но не все такие, как ты! Я думал, может, не все так плохо, как я полагаю, но это не так! Все и вправду плохо! Я обуза! Мое будущее уже наперекосяк. Если я даже и смогу скрывать это сейчас, то однажды у моей матери не будет возможности заплатить кому-то и меня раскроют! Если бы я был бисексуалом, то я хотя бы смог бы пробиться, но посмотри на себя? Гордый бисексуал, который не боится того, что каждый человек знает, кто он есть, хотя и не обязан знать! Ты в открытую пялишься на задницу Лидии, хотя последняя, которую ты трахал, — это моя, но для парней-натуралов в счет берется только то, что ты вот так пялился на женскую задницу. Я не могу даже притвориться, потому что, когда я смотрю на женскую задницу, со стороны это выглядит так, будто мне некомфортно! Я хочу, но не могу притвориться, а тебе даже и притворяться не приходится, и ты еще злишься на меня за то, что я сказал им, что тебе нравятся женщины, что на половину правда!
Магнус смотрел на Алека, на всю боль в его глазах и осознал, что не знал даже и о половине чувства вины, которое Алек хранил в душе. Он думал, что парень гордится тем, кто он есть. Он считал, что Алек не боится того, кто он есть, и просто беспокоится за свою карьеру. Казалось, что Алеку всегда было комфортно, когда они были вместе, и его вдруг будто ударило молнией, когда он понял, что он не особо знает парня вне их отношений.
— Александр, мне жаль, — нежно произнес он. — Мне жаль, что у тебя нелегкая жизнь. Мне жаль, что я усложняю все. — Он медленно качнул головой. — Но я не могу извиниться за то, что я расстроен твоим поведением, где ты говоришь людям, что я «не педик». Это ранит меня.
Алек медленно кивнул.
— Прости, что причинил тебе боль, но, честно говоря, у меня нет времени на это, — произнес парень ровным тоном. Он посмотрел с таким спокойствием на лице, что внезапно Магнусу стало страшно. Сердцебиение танцора ускорилось, а Алек просто покачал головой. — Тебе жаль, мне жаль, но это неважно. Мне нужно домой. Мне скоро нужно поесть, или я выбьюсь из графика. Все это… — он снова покачал головой. — Это все не так важно.
Магнус тихо охнул.
— Не важно? Алек, это наши с тобой отношения. Ты не забрасываешь спор на полпути, пока не решаешь проблему. Ты не можешь решить проблему, пока не обсудишь это. Нам нужно закончить этот разговор…
— Почему? — мягко спросил Лайтвуд. — У меня бой всего лишь через две недели, Магнус. Может, мама права. Нафиг вообще тридцатитрёхлетнему мужчине сдался скрытый гей? — Он развернулся, чтобы уйти, качая головой. — Может, нам обоим стоит серьезно подумать над этим.
Магнус потряс головой.
— Алек, остановись! Мы должны поговорить об этом! — Он начал следовать за парнем. — Александр Лайтвуд, остановись сейчас же…
Дверь захлопнулась за Алеком, и Магнус остановился, смотря через стекло, как парень спокойно уходит, будто ничего не случилось, в то время как сердце танцора бешено отбивает удары в попытках понять, что, черт возьми, только что произошло между ними.
~
Магнус пытался звонить и писать Алеку следующие несколько дней, но парень не разговаривал с ним. Он знал, что с Алеком все в порядке, потому что Изабель упоминала между делом, как проходит подготовка, но, возможно, парень пропал из радара из-за того, что наговорил тогда и как выглядел при этом. Бейн надеялся, что в конечном счете Алек восстановится от того, что могло произойти и что так расстроило его, ведь это заставило парня сказать все те слова о самом себе, хотя раньше не было ни намека на это. Но если даже Алек теперь был в порядке, то он все еще не хотел разговаривать с Магнусом.
Понадобилось четыре дня для того, чтобы до Бейна дошло, что Алек не собирается перезванивать или вдруг ответить на его сообщения. Когда он понял, что слова парня «нам стоит подумать над этим» скорее всего означали «расстаться», Магнус написал Рафаэлю, что болен, и решил отправиться в постель с Председателем Мяо еще до захода солнца и не вылезать оттуда, пока ему не придется.
Но через два дня так называемого «больничного» Рафаэль пригрозил, что ворвется в его квартиру, если Бейн не перезвонит ему, вместо того чтобы отправлять сообщения, и не скажет, что за чертовщина приключилась с ним на самом деле. В то утро Магнус вылез из кровати, прихорошился и отправился на работу. Когда он добрался туда, первое занятие было в самом разгаре, так что он просто прошел в подсобку, чтобы переодеться к своим занятиям.
Он смог избегать всех до тех пор, пока не пришло время закрываться, и Рафаэль загнал его в угол, встав перед ним со скрещенными руками на груди.
— Ты умираешь? Будь честен, потому что если у тебя какая-то неизлечимая болезнь, то ты должен официально переписать бизнес на меня, — сказал Рафаэль таким тоном, из-за которого каждый, кто не знал его так, как Магнус, подумал бы, что он говорит серьезно.
Бейн улыбнулся и двинулся с места, чтобы обнять его, что на самом деле большой шок для Сантьяго. Он вздохнул и похлопал по спине Рафаэля, перед тем как отстраниться. Изабель испуганно смотрела на парня в отражении зеркала, и Рафаэль посмотрел на Магнуса выпученными глазами.