Волки вышли на дорогу метрах в пятидесяти. Один крупный — видимо, самец, другой — поменьше, но оба худые. Остановившись, самец понюхал воздух, помешкал и присел. Другой последовал его примеру.
— Самое время палить! — зашептал Гешка, взглянув на Ваську.
— Погоди, может, поближе подойдут…
Отчаянный и бесстрашный был Васька Полыхаев.
— Зато сидят, — не сдавался Гешка. — Попасть легче.
В это время без всякой команды грохнул из одного ствола Санька Ялунин. Что-то крикнув, как из пушки саданул Васька. Потом снова Санька.
— А ты? — крикнул Васька Гешке.
— Я уже, — отозвался тот.
Выстрела Гешкиной малокалиберки никто не слышал. Санька торопливо перезаряжал ружье. Васька сказал с облегчением:
— Пошли…
Это относилось к волкам. Матерый, повернувшись в сторону выстрелов, поглядел долго, а потом не торопясь подался в другую сторону. За ним тихонько затрусил второй.
Ребята молча глядели им вслед.
— Пожалуй, стаю нам не одолеть, — предположил Гешка.
— А у меня только и было на один заряд, — сказал Васька.
— Пойдем в следующий раз, — сообразил Гешка.
— Ладно, — согласился нехотя Васька. — Поворачивай.
Бодро побежали обратно. На передыхе Санька спросил:
— Видели, какая шерсть у него на загривке-то: дыбом.
— Злой же он, — объяснил Васька. — Ему и по карточкам ничего не дают, самому добывать надо. А думаешь, мы одни ходим за ними?.. Обидно: промахнулись.
Шли напрямик. Санька отстал. Большое ружье било его под колени, он поминутно поправлял его, путаясь в великоватом полушубке. Лыжные палки то и дело заносило в стороны. И вдруг одна из них ткнулась во что-то твердое.
— Ребя! — заорал уже в следующее мгновение Санька. — Айда сюда!..
Прибежали запыхавшиеся Васька и Гешка. В снегу лежал мертвый волк.
Ребята переглянулись. Потом Васька с трудом выворотил оледеневшего зверя из снега, на его боку увидели красную наледь.
— Подранок сдох, — определил Васька.
— А кто его? — спросил Санька.
— Хоть кто! — сердито обрезал Васька. — Заберем, и все. Никто и не ищет его уж, видишь — занести успело.
— А увидят у нас?
— Убили, скажем. Свидетели-то где?
— И овечка наша, — заключил Гешка.
…Вечером по самой середине улицы Купавиной медленно и устало, но солидно шествовали три лыжника. Первым шел Васька Полыхаев — самый рослый и сильный. Он тянул волоком на веревочных лямках заарканенного матерого зверя. За ним с двумя котомками и лыжными палками в одной руке вышагивал Гешка Карнаухов. Последним тянулся Санька Ялунин, согнувшийся под тяжестью двух ружей. Редкие купавинцы, ничего не понимая, только с любопытством смотрели им вслед.
Зато Афоня встретил ребят хлопотливо и шумно:
— Неужто замаяли?! Вот диво-то! Гренадеры чистые! А кто?
— Залпом, — коротко ответил за всех Васька. — Двое их было. Один ушел, зараза!..
— Двое?! — испугался Афоня.
— Ага, двое. Другой, наверно, раненый, — врал дальше Васька. — Аккурат километра за три от Больного хутора.
— Ай да герои! — поражался Афоня. Дотронулся до зверя: — Замерз-то как шибко…
— Где хлопотать за овечку-то? — спросил Гешка, чтобы отвести расспросы.
— Про это я не шибко знаю, ребята, — ответил Афоня. — У Силкина надо спросить.
— У Силкина?!
— А у кого же? Он власть-то. — И посоветовал: — Вы сами-то не ходите, пусть чей-нибудь отец.
Волка заперли в Гешкином сарае на замок. Когда расходились, Васька по очереди поднес кулак к Санькиному и Гешкиному носам:
— Кто прошлепает — смерть!
Все обошлось благополучно. Правда, овечку ребята не получили. Зато Васькин отец, сдав шкуру волка в Заготживсырье за пятьсот рублей, по квитанции получил в Грязнушке еще тридцать килограммов ржи на всех.
…Перед мартом потеплело. Осел снег, потемнела, запахла конским пометом дорога. И кончились Афонины запасы: последний месяц пришлось подкармливать ребятишек больше чем в десяти домах. Чаще других заходил к Садыковым. Там беда схватила за горло всех: не вставал с кровати Нагуман, примолкшие сидели на печи ребятишки. Одна Альфия тенью бродила по дому.
Привыкли к Афоне и четыре маленькие девчонки Степана Лямина. Когда Афоня заходил в их домишко, они спешили ему навстречу, стараясь чем-нибудь угодить. Он смотрел, как они усаживаются за стол, а сам говорил Степану:
— Счастливый ты, Степан. Этакое множество невест у тебя растет. Не заметишь, как наступит у тебя райская пора: каждый день по гостям… Зайдешь в один дом, а там зять тебя уж с угощением ждет. На другой раз — к следующей дочке. Им ненадоедливо, а тебе — гуляй знай! Дома разве только опохмеляться придется.