— Подлог, значит? Ведь сама я за матушку имя ее ставила — грамоте-то она не умела.
— Подлог и есть. Только рассмотреть грамоту как следует не с руки мне было — времени не хватило.
— Так ты ее нечитанную прямо Анне Иоанновне и доставил.
— Вот теперь, государыня, сами и рассудите, что случилось. С чего бы императрице, в Бозе почившей, на Бестужева гневаться, в Петербург не пускать, отца его родного осудить?
— Об отце говорить не будем — там история долгая. Сам знаешь, от любви до ненависти путь, ой, какой короткий. А вот с тобой…
— А со мной все проще простого — приехал я пред светлые очи монархини с пустыми руками. Показал, мол, не нашлась духовная, и весь сказ.
— Как не нашлась? Видел же ты ее?
— Видеть-то видел, да решил грех великий на душу взять — изничтожить духовную, чтобы никому на глаза не попадалась. Мало ли голштинцы что удумать могут, да и не они одни.
— Изничтожил? Государынину духовную? Да как у тебя, проклятущего, рука на такое дело поднялась! А сестрица-то что же? Неужто поверила? Бирону и тому ни в чем не верила, а тут!
— Не поверила, врать не стану. Людей засылала других в Киль. Окольным путем у герцога Карла Дознавалась. Так на нет и суда нет. Гневалась покойная императрица очень, приказала мне немедля в Гамбург посланником возвращаться. Батюшку моего с досады с воеводства сняла, в деревню безвыходно жить отправила.
— Вон оно что… А Леопольдовна с какой стати тебя позвала? Каких советов от тебя дожидалася?
— Здесь и вовсе все просто. О сыне покойной императрицы беспокоилась, чтобы поперек дороги Иоанну Антоновичу встать не мог.
— Бастард-то? Совсем ты, Бестужев, ума решился!
— Да ведь это как посмотреть, ваше императорское величество. Не так уж и мало бастардов на престол подымалось по разным странам. А титулов да земель видимо-невидимо им передано.
— Себе в грех сестрица не поставила, а мне все монастырем да ссылкой грозилась. Спасибо, Бирон стеной за меня стоял, а так…
— Ваше императорское величество, стоит ли огорчать себя воспоминаниями. С Божьей помощью вернули вы себе отеческий престол, начали благополучное царствование…
— Ладно, ладно, иначе тебе уж сегодня не петь. Лучше скажи, что с бастардом? Где он?
— Государыня, я ничего о нем не знал и не знаю. Правительница же все дознавалась, не верила, хотела за родителем моим посылать. И послала бы, кабы не ваше счастливое воцарение.
— Ну, что ж, ступай, Бестужев, с Богом. Вин на тебе никаких противу меня нет. Живи себе спокойно. Службу, время подойдет, тоже тебе сыщем. Без дела сидеть не будешь.
— Ваше императорское величество, знаю, что беру на себя неслыханную смелость…
— Просить о чем хочешь? Проси.
— Нет, нет, милости вашей, государыня, я не заслужил, разрешите только два слова молвить.
— Да говори же, говори!
— Слыхал я распоряжение ваше, чтобы чернеца Пахома из ссылки освободить и даже в столицу привезти.
— Так что же? Тебе-то что?
— Государыня, есть ли у вас нужда в чернеце? Может, пусть спокойно доживет свой век, где бы ни был.
— Так ведь это поп церкви московской — Воскресения в Барашках, у ворот Покровских, что нас с Алексеем Григорьевичем…
— Государыня. Бога ради, государыня, не произносите этих слов. Вам не надо их говорить, а мне, вашему преданнейшему слуге, не следует слушать. Просто именно этого попа и не след привозить в Петербург. Окромя него во время венчания в церкви кто был?
— Шуваловы братья да Михайла Воронцов. Какие уж тут еще свидетели!
— То-то и оно. Шуваловы да Воронцов душой и телом вам преданы, лишнего слова не сболтнут, полагать надо, а поп… От такого свидетеля самая опасность. Да, может, его уж и в живых нету — чай не молоденький был.
— Вот ты о чем… Да ведь мне себя перед Алексеем Григорьевичем не оправдать. Как это — в одночасье ото всего отречься!
— Какое ж тут оправдание, ваше императорское величество! На то и власть ваша, чтобы по своей воле поступать. А того лучше сказать, будто нету того попа. Может, не сыскался или еще что…
— Разве так…
— Ваше императорское величество, я далек от мысли что-либо вашему величеству советовать, но ведь без свидетелей всегда сподручнее — у жизни ведь всякие повороты случаются. Тогда, в прошлом, венчание вас тешило, может, а теперь какой в нем для царствующей особы резон — путы одни.
— Тогда о семье поповской прознать надо. Помочь, коли что…
— И в том резона нет. Слухи пойдут, разговоры, догадки. Еще хуже выйдет.
— Так отступиться, по-твоему, что ли?