— А чего ж женился-то Михаил Петрович? Как свадьбы-то добивался — на моих, чай, глазах.
— Ваше величество, человек слаб — от больших богатств отказаться трудно, а тут, сами знаете… Братец не устоял, за то теперь поплатился и вину свою до конца признает.
— Ну, поди, не одни богатства — сам не беден. Чай, сердце тоже словечко свое шепнуть успело.
— Ваше императорское величество, графу Михаилу пятьдесят пять лет — не мальчик. К тому же, подобно мне, охотником до прекрасного пола он никогда не был, хотя наследников иметь хотел.
— Тогда уж и впрямь отыскал себе суженую! Сколько лет Ягужинской-то — старуха уже.
— Вот в этом осмелюсь возразить вам, ваше величество. Госпоже Ягужинской всего-то сорок — самое распрекрасное для дамы время: и в разум бы войти, коли он от Бога дан, и деток родить, коли охота придет, не поздно.
— Тебе бы, Алексей Петрович, Натальей Лопухиной любоваться, как все ее первой красавицей при дворе объявляли, на балах на нее дивились — глаз оторвать не могли. На танцах очередь цельная стояла — контраданса бы удостоиться, в лансе с ней пройтись.
— Слух такой, что похваливали, до меня в заграницах моих раз-другой доходил, а самому видеть не пришлось. Помнится, Лесток все о ней толковал, других, пожалуй, сейчас и не вспомню. И надо же вам, ваше величество, о такой непутевой бабе поминать. Но вы назвали фамилию Брауншвейгскую, ваше величество. Вот тут, хотя радости от того и мало, вынужден я обеспокоить ваше внимание, если соблаговолите выслушать.
— Только времени у меня не отнимай, вице-канцлер. Что, в крепости им плохо? Воздух в Динамюнде не тот аль провиант принцессе не по вкусу пришелся?
— Насчет воздуху и провианту не скажу, но оставаться далее в Динамюнде им бы не следовало.
— Что предлагаешь, граф? С какой помощью им спешишь?
— Ваше величество, мое предложение, надеюсь, рассеет ваши несправедливые и обидные для меня подозрения: фамилию, по моему разумению, следовало бы перевести в глубь России. Принцесса родила вторую дочь, может принести и сыновей, раз такое согласие у них с принцем настало.
— А чем еще в крепости ночи коротать прикажешь? Тут и с чертом самим в согласие войдешь, не то что с супругом ненавистным.
— Вот-вот, а из Динамюнде известия нежелательные слишком легко в Европу проникнуть могут, а там и до Марии Терезии дойти. Хлопот да объяснений тогда не оберешься.
— Насчет сына, это ты прав, Алексей Петрович. А что на примете имеешь — место какое? В Сибирь их гнать даже Лестоку не хочется — больно огласки много.
— Ни в коем случае, ваше величество! Такой переезд будет в глазах Европы жестокостью и приговором. Можно и без него обойтись. На первый случай, скажем, и Рязань наша хороша будет. Поди, доберись, разыщи. Да и розыск всякий на виду окажется.
— Ты что, место какое отыскал?
— Иначе и не осмелился бы тревожить ваше величество — Раненбург.
— Никак меншиковские владения?
— Оно и есть. Крепостцу там Александр Данилович покойный соорудил. Сказывают, со стенами, валами, со рвом, как фортификационными правилами положено. Ни тебе войти, ни выйти иначе как по подъемному мосту. А за стенами со стороны не видать.
— Не там ли Данилыч после ареста находился?
— Там. И со всем семейством.
ЛОНДОН
Министерство иностранных дел
Правительство вигов
— Вы давно ничего не сообщали о Брауншвейгской фамилии, Гарвей. Что с ними? Все еще в старом меншиковском владении?
— Нет, милорд, это была лишь недолгая остановка на их крестном пути.
— Прошу вас раз и навсегда избавить меня от неуместной патетики. Они чужды подлинной дипломатии и возможны только в устах стареющих и экзальтированных красавиц, вспоминающих о былых своих успехах. Принцесса Анна отреклась, наконец, от престола за своего сына?
— В том-то и дело, что в этом вопросе она проявила редкую силу духа. На нее не подействовали никакие посулы и угрозы. Результатом явился указ о ссылке фамилии в Архангельск.
— Ошибаетесь, Гарвей, если полагаете, что в случае отречения условия заключения могли бы для них измениться. Отречение — простая формальность, которую слишком легко в любую минуту опровергнуть. Оно способно лишь на очень короткий срок успокоить общественное мнение — не больше.
— Так или иначе, семейство было отдано под наблюдение барона Корфа с тем, чтобы в дальнейшем, как сообщал Бестужев, быть переведенным в Соловецкий монастырь на Белом море. Говорят, это ужасные, не знающие ни тепла, ни солнца места.