— Не печаль, а расчет. Она передала сплетни своей царственной приятельнице, и Салтыков вынужден был проследовать в длительный отпуск. Злые языки уверяют, что императрица получила истинное удовольствие, наблюдая за расстройством нервов великой княгини.
— Так что, великая княгиня и впрямь привязалась к красавчику?
— Это тебя удивляет, Григорий Григорьевич? Главное удивление, что эта невозмутимая статуя не сумела скрыть своих чувств. Где там! Она твердила своим собеседникам, и не только доверенным, что Салтыков прекрасен, как день.
— Да она никак сочиняет вирши?
— Не исключено. К тому же она расхваливала красавчика за прелесть обращения и мягкость манер. 3 повторяю буквально ее слова — они стали известны всему двору. Но больше всего ей недоставало тех длительных прогулок верхом, которые она совершала с камергером чуть не ежедневно и притом в любую погоду. Разлука случилась в 1752 году, а в начале 53-го Салтыков снова оказался в Петербурге.
— Но роман, поди, успел поостыть.
— То-то и оно, что нет. Мало того, Салтыков, говорят, стал посредником между великой княгиней и канцлером.
— Который, как будто, спит и видит на престоле Павла Петровича с великой княгиней в качестве регентши. Во всяком случае, это целиком отвечает его англофильским позициям.
— Значит, сама великая княгиня ничего не имеет противу подобной схемы?
— Еще бы. Но ты, Алексей Григорьевич, забегаешь вперед по сравнению с естественным ходом событий. Отношения у великой княгини с канцлером завязались ДО рождения великого князя Павла Петровича. То-то и оно, что ДО, когда великая княгиня была бездетной.
— Ничего не понимаю!
— А уж это дело твое — поймешь или не поймешь. Только сообщаю для твоего сведения. Вернулся красавчик из ссылки своей в феврале 53-го, великий же князь Павел Петрович на свет появился 20 сентября 54-го.
— О чем ты, Бредихин? Ведь если так рассудить…
— Что рассудить-то, Григорий Григорьевич? Девять лет великая княгиня замужем пробыла, ни тяжелой не ходила, ни выкидышей не имела, а тут на десятом году сыночка принесла. Одно лишь невдомек, почему бы великому князю такому подарку не обрадоваться?
— Постой, Бредихин, разве не красавчика с радостным известием к какому-то королю отправили?
— Все верно, к шведскому. Адольфа-Фридриха осчастливить новостью.
— Выходит…
— Э, братец, суди как знаешь. Только покуда великая княгиня в тягости была, красавчик за другими придворными дамами волочиться начал. Очень его за это великий князь одобрял.
— А красавчик что же?
— Что красавчик? Императрица Елизавета Петровна больше его в Петербурге держать не пожелала. Из Швеции вернулся, помнится, в Гамбург резидентом направили, из Гамбурга посланником в Париж, а там снова в Гамбург.
— Говорили, редким мотом был.
— А чего ж не мотать, когда каждая дама за него платить долги готова была. Уж на что великая княгиня не при деньгах, а и то, поговаривали, раскошеливалась. Великая княгиня опять своих обид не скрывала — кому ни попадя жаловалась на легкомысленную жизнь былого камергера. Тяжело он ей достался.
— Неужто до великого князя ничто не доходит?
— Если и доходит? Не дорожил он супругой смолоду, нынче и вовсе в тягость она ему стала.
— Господа, а что ж насчет Шувалова болтовня одна?
— Это какого, не Андрея ли Петровича, Маврушкиного сына?
— Его самого.
— Что ж, мог и он великой княгине показаться, коли государыня его с матушкиной подсказки в Париж направила. Даром-то по Европам гулять не отправят.
ПЕТЕРБУРГ
Зимний дворец
Елизавета Петровна, М. Е. Шувалова
Чтой-то? Никак лес шумит. Высоко-высоко. В поднебесье. Ветром вершины гнет… Нет, не лес — галька на берегу. В Петергофе. Волна набежит на берег да и отступит. А они за ней — шуршат, шуршат. Глаза б приоткрыть. Да нет, плывет все округ. Подушка из-под головы уходит. Лучше так лежать. Зажмурившись.
Половица скрипнула. Дышит кто-то…
— Государыня-матушка, никак проснулась? В себя приходит. Слава тебе Господи, слава тебе…
— Ты что ли, Мавра Егоровна?
— Я, я, государыня-матушка, царица ты наша ненаглядная. Кому ж около тебя неотлучно быть, как не твоей Мавре. Вот и дождалась радости. Сейчас, сейчас Ивана Ивановича кликну. Тут он — которую ночь в антикаморе на креслице дремлет. Отсоветовала я ему возле постели твоей сидеть. Отсоветовала — прогневаешься, мол. Послушался голубчик, а от дверей ни на шаг не отходит. Кушанье обратно отсылает. Какая уж тут еда, говорит…