— Нет, ваше императорское величество, еще нет.
— Вы не предполагаете, что он может остаться среди сторонников императора? Я не могу доверять этому человеку.
— Совершенно справедливо, государыня. Но Измайлов ни в каком случае не задержится в Ораниенбауме по вполне объяснимой причине — с ним поехали мои люди. Они вынудят его вернуться.
— Благодарю вас за предусмотрительность, Орлов.
— Но зато, государыня, здесь есть другой представитель ораниенбаумского общества, и он жаждет быть представленным вам.
— Кто же это?
— Карнович, государыня, или, как его стал титуловать бывший император, граф Стефан Карнович.
— Камердинер моего супруга? Здесь? Он всегда выглядел таким беззаветно преданным императору.
— Когда тот был императором.
— Орлов, вы не имеете права так отзываться о его величестве, пока не состоялось официальное отречение.
— Оставьте меня, наконец, в покое с вашими поучениями, княгиня. Вы что, собираетесь усидеть на двух стульях: уважения к былому императору и преданности нашей императрице? Не слишком ли это сложная даже для вас позиция?
— Переход власти — это только переход власти, Орлов. Он важен для империи, но он не означает, что бывший носитель власти должен подвергаться унижениям. Это, наконец, недостойно нашей просвещенной монархини.
— Княгиня права, Алексей Григорьевич, лучше быть осмотрительнее в выражениях.
— Какое они могут иметь значение, когда дело уже сделано. Карнович приехал с устной просьбой Петра Федоровича предоставить ему спокойное убежище, где он мог бы уединиться с несколькими дорогими ему особами — графиней Елизаветой Романовной, арапом Нарцисом, мопсом, большим запасом кнастера, трубок и несколькими немецкими книгами. Впрочем, я упустил едва ли не самое главное — скрипку. Бывший император просит отпустить ему его скрипку. Вряд ли вам необходимо выслушивать из уст камердинера все эти стенания. Я просто разрешу ему остаться в составе вашего кортежа.
— Как? Карнович не собирается вернуться к своему хозяину?
— Ваше императорское величество, он не собирается об этом и слышать. Он уже вошел в новое царствование и очень боялся опоздать, добиваясь личного доклада вам.
— Какой подлец!
— Так за кого же вы болеете душой, Екатерина Романовна, называя подлецом человека, который решил служить вашей императрице?
— Не я — сама императрица отнеслась с уважением к позиции канцлера, когда он просил разрешения не изменять своей первоначальной присяге!
— И как же собирается жить дальше ваш дядюшка? Последовать в ссылку или заточение вместе с Петром III?
— О какой ссылке или заточении вы говорите, Орлов? Кто вам подсказал эти совершенно неуместные меры относительно человека, спокойно и достойно уступающего свои прерогативы государыне?
— Может, вы еще посоветуете государыне сохранить для бывшего императора дворцовые апартаменты, княгиня?
— Конечно, нет. Образ жизни моего крестного отца слишком отличен от образа жизни нашей государыни, но ссылка! За что?
— Мой друг, поверьте вашей императрице — я удовлетворю все разумные желания Петра Федоровича и обеспечу ему по возможности спокойную и достойную жизнь. Бога ради, не волнуйтесь за него.
— Государыня, я волнуюсь не столько за свергнутого императора, сколько за ваше имя просвещенной и гуманнейшей императрицы. Таких, как вы, еще не бывало на европейских престолах — разве это не замечательно!
— Да вот, кстати, еще один посланец от бывшего — князь Александр Михайлович Голицын.
— Ваше императорское величество! Я облечен миссией, которая никак не соответствует моим собственным мыслям. Император…
— Бывший император, князь!
— Перестаньте, Орлов! Что просил вас передать император? Судя по всему, его собственноручное письмо?
— Да, ваше императорское величество. Император взялся его писать еще на галере, когда принял решение вернуться из Кронштадта в Ораниенбаум.
— Он собирался высадиться в Ораниенбауме? Или его первоначальным намерением было закрепиться в Кронштадте?
— Ваше императорское величество, я не настолько был посвящен в замыслы императора. Он советовался не со мной — с фельдмаршалом Минихом.
— И даже не подумал, какой старик Миних дурной советчик. Его участие обернулось потерей престола для правительницы Анны Леопольдовны. Он легко справился с Бироном, но оказался бессильным перед живым умом покойной императрицы.
— Ваше императорское величество, вам известно, я не испытываю симпатии к Миниху, но не могу не относиться с уважением к его верности присяге и долгу.