Это прежде всего Хава Махал — дворец ветров — семиэтажное здание из красного песчаника, испытавшее влияние мусульманской архитектуры. Оно похоже на гигантские пчелиные соты. Множество эркеров с лукообразными крышами напоминают маленькие престолы. Невдалеке в тихой долине расположены беломраморные гробницы махараджей. Сконцентрированные на небольшом пространстве, они пленяют изяществом пропорций. Колонны небольших залов покрыты орнаментом, крыши куполов сплошь состоят из скульптурных изображений на мотивы древних легенд, филигранно выполнен мраморный бордюр. Бесспорно, гробницы махараджей навечно останутся чудесными памятниками индийского зодчества.
В этой же части города находится обсерватория, построенная по приказанию основателя города и страстного астронома махараджи Джай Сингха. Ее своды из белого мрамора, наклонные плоскости с глубокими ступенями, солнечные часы с усеченными колоннами, отбрасывающими тень на шкалу с делениями, своим явным конструктивизмом напоминают сооружения модернистской архитектуры. Но здесь нет ничего лишнего, и благодаря хорошо продуманной кубистической архитектуре светлейший звездочет смог сделать в обсерватории не одно важное астрономическое открытие.
Тишина царит в этой части города, а в другой шум не умолкает даже поздним вечером. Как и днем, бурлит жизнь на джайпурском базаре. Повсюду толпится народ, торговцы продолжают навязывать свои товары, и тут же, несмотря на поздний час, играют дети.
Индийский город подчиняется своеобразному ритму жизни. Лавки открываются не раньше 10 или 11 часов, а первые покупатели появляются около полудня. Учреждения начинают работу в это же время, и, чтобы застать нужного человека, лучше всего прийти к 12 часам. Начальство появляется обычно во второй половине дня. Договариваясь о деловых встречах, большей частью назначают вечерние часы. Такой распорядок, складывавшийся исторически, порожден тропической жарой. Днем солнце палит нестерпимо, и все живое укрывается от его безжалостных лучей. Когда же они становятся милосерднее, тенистые улицы оживают, вновь пробуждается деятельность. Спать ложатся поздно ночью, с тем чтобы использовать освежающе прохладные утренние часы для сна.
Завсегдатаи ресторанов из заморских краев, пожелавшие ночную жизнь у себя дома сменить на ночную жизнь в экзотических широтах, находят мало привлекательного в вечерней толчее на улицах обычного индийского города. Они с грустью устанавливают, что в Индии нет модных баров, кабаре и варьете со «светскими» девицами, что шотландское виски, облагаемое высоким налогом, обходится слишком дорого, что окружающая нищета не располагает к увеселениям, если ты не махараджа, владеющий княжеским дворцом и роскошным гаремом. Тут ничего не в силах изменить даже ловкие заправилы туризма — те самые волшебники, которые умеют не только выполнять любое желание иностранцев, но даже угадывать его по глазам платежеспособных клиентов. Туристы из категории гуляк вынуждены довольствоваться осмотром мало интересующих их достопримечательностей да вкусной едой, и нередко можно услышать, как, обливаясь потом от жары, незадачливый иностранец произносит, вздыхая: «Господи, когда же я наконец буду дома».
Современные бальные или так называемые западные танцы в Индии не в почете. Но если б здесь и открылись дансинги или танцевальные площадки, танцевать, пожалуй, пришлось бы одним мужчинам, ибо женщина по традиции продолжает занимать особое, приниженное положение, а круг ее деятельности ограничивается домашним хозяйством и воспитанием детей. В состоятельных семьях, которые дорожат своим «добрым именем», женщины даже не ходят за покупками. О присутствии хозяйки в доме гость может догадаться лишь по звукам, доносящимся из кухни, а видит он ее тогда, когда она подает кушанья на стол.
Только в немногих европеизированных семьях хозяйка дома находится в комнате вместе с гостями, но обычно никогда не принимает участия в беседе. У индийской женщины значительно меньше возможностей получить образование, чем у мужчины, и всего около 3 процентов индианок умеют читать и писать.
Нередко случается видеть женщин, выполняющих тяжелые работы на строительстве или при ремонте дорог. Это отнюдь не свидетельствует об изменениях в их общественном положении, ибо работницы в большинстве своем — отверженные, которых принудил работать голод. Когда на стройке я пожелал побеседовать с работницами и попросил одного из индийцев служить мне переводчиком, он наотрез отказался. По его убеждению, подобная беседа «осквернит» его. Индийцы, принадлежащие к среднему сословию, да и не только они, но и каменщики, рикши, ремесленники заверяли меня, что никогда не разрешили бы своим женам работать, ибо это запятнало бы не только их тело, но и душу.
После получения независимости произошли известные сдвиги в этой области. Некоторые девушки из интеллигентных семей учатся, становятся врачами, работают в учреждениях. Но это еще далеко не массовое явление, и то обстоятельство, что Раджкумари Амрит Каур была министром здравоохранения, а сестра Неру долгое время представляла Индию в Организации Объединенных Наций, равносильно революции в сознании индийцев. Для большинства индийских женщин, несмотря на разумные законы, равноправие остается мечтой. Правда, сейчас жена уже не обязана идти на пять шагов позади своего мужа, как это было еще при жизни прошлого поколения, но уважение к ней увеличилось значительно меньше, чем сократилось видимое расстояние между супругами.
В городах с многомиллионным населением — Калькутте, Бомбее и Дели — теперь, конечно, есть бары и танцевальные площадки. Но эти заведения не типичны для Индии и в основном даже не для индийцев предназначены. Они устроены по европейскому образцу и рассчитаны преимущественно на иностранцев. Исключительно высокие цены преграждают доступ туда простому человеку. Индийцы, встречающиеся там (и иногда с женами), — это богатые дельцы или ученые, долгое время жившие в Европе, чаще всего в Англии, получившие там образование и на родине продолжающие вести европейский образ жизни. Они составляют те ничтожные доли процента населения, которые статистикой не учитываются, но бросаются в глаза иностранцам, так как они именно с этой категорией индийцев имеют больше всего точек соприкосновения.
Индийцы большие любители зрелищ, но устраиваемых не в театрах и цирках, а прямо на улицах. Бродячие актеры в любое время дня и ночи находят благодарную публику. Вот примостился где-то на краю тротуара, на перекрестке или на площади фокусник и показывает свое искусство. Вокруг него немедленно собираются люди и часами сидят на корточках, с неослабным интересом следя за представлением.
И впрямь индийские фокусники поражают своей ловкостью, они творят «чудеса». В их руках непостижимым образом исчезают камни, красные платки превращаются в синие, а обрывки бумаги — в целые газеты. На протянутом через дорогу канате акробат делает кульбиты, опрокидывающие наши представления о земном тяготении. Для пущего эффекта он завязывает себе глаза и повторяет номер вслепую. Силач тонкими, как палки, руками разрывает толстые цепи, после чего его сначала заваливают булыжниками, а затем закапывают в землю. Выступление на лужайке сопровождается барабанным боем. Здесь два борца меряются силами, среди толпы изможденных, похожих на скелеты людей их мускулистые тела особенно выразительны. Зрители принимают в состязании живейшее участие, подбадривают борцов громкими криками и, кажется, вот-вот сами пойдут врукопашную. Борьба — излюбленный народный вид спорта, и борцы, в особенности победители, пользуются таким же почетом, как греческие атлеты во времена олимпийских игр.
Махараджи на экране и кинобоги
Мимо нас продефилировал оркестр, исполнявший немецкий марш. Музыканты были разодеты, пожалуй, не менее живописно, чем в свое время личная гвардия махараджи. Я сначала решил, что это праздничное шествие или мероприятие благотворительного общества, но оказалось, что литаврщик и трубачи с их помятыми инструментами должны были всего-навсего привлечь внимание к двигавшимся за ними транспарантам, рекламировавшим новый цветной фильм «Безумие». Для съемок этого фильма в страну, изобилующую обезьянами, из Голливуда привезли знаменитую кинозвезду — шимпанзе, и ей удалось вызвать удивление и восторг даже у индийцев, привыкших к проделкам этих животных.