– Мои зубы, ох, мои зубы, – услышали мы; полицейский проговорил это как-то отрешенно и весьма тихо. – Почти все болезни от зубов.
Его лицо, когда он повернулся к нам, повергло нас в изумление – до того оно было невероятно оплывшим, красным и широченным. Голова, словно раздавив шею, сидела на плечах неловко, как мешок с мукой; жировые складки подминали под себя ворот форменной рубашки. Нижняя часть лица была скрыта оттопыренными, невероятных размеров рыжими усами, торчавшими в стороны, будто щупальца какого-то невиданного животного. Его пухлые розовые щеки, подпиравшие глаза валиками жиру снизу, и растущие свирепыми пучками брови, нависавшие над глазами сверху, почти напрочь их скрывали. Полицейский тяжело, всеми своими телесами, вдвинулся за конторку. Мы с Дивни, смиренно прошествовав от двери, приблизились к конторке с другой стороны. Теперь мы стояли лицом к лицу.
– Вы по поводу велосипеда? – вдруг спросил полицейский.