Петров вызвал автомобиль и сказал Ивану Ивановичу-старшему:
— Выправляй, товарищ Покотилов, свою промашку! Бери наследника, бери матроса товарища Тюникова, потому как не исключено вооруженное сопротивление, захвати девушку и дуй на квартиру ученого контрреволюционера! А на Садовую к господину Новицкому сейчас другую группу отправлю.
Иван Иванович-младший обрадовался. Обрадовался за себя, а за отца — особенно. Сами напортачили, сами и исправят. Срамотища, если б Петров других послал.
В автомобиле Иван Иванович-старший посоветовал Ангелине самой позвонить в квартиру Громова, назвать себя, и тогда их всех беспрепятственно впустят. Корсакова понимающе кивнула.
Автомобиль остановился на Невском, за Казанским собором. Все четверо поднялись на третий этаж, где на двери медная табличка гласила: «А.А. Громов. Приват-доцент».
Все произошло, как и было задумано: на звонок откликнулась горничная. Голос Ангелины она узнала, дверь открыла немедля. Иван Иванович-старший приложил палец к губам, чтобы та не пикнула.
— Из Смольного. Веди к барину!
— Барин с мадам в спальне, — от страха чуть слышно промолвила горничная и показала на вторую дверь по коридору.
Ангелину и горничную попросили остаться в прихожей.
Иван Иванович-старший постучал и приоткрыл дверь спальни. Широченная кровать под балдахином. На тумбочке тлел ночник.
— Комиссары из Смольного! — громко сказал он. — Гражданин Громов, выходите!
— Кто дал вам право врываться ночью! — взъерепенился тот.
— Революция дала право!
Громов поднялся. На нем была длинная ночная рубаха. Протянул руку, взял с тумбочки очки. Он не сомневался: неспроста нагрянули к нему комиссары. Мелькнула мысль о прокламациях, но постарался прогнать ее.
— Чем обязан тому, что ваша революция, — Громов сделал ударение на слове «ваша», — остановила на мне свое око? — Снял со спинки кресла халат, надел его, завязал пояс на полном животе.
— Шагайте в свой кабинет. А ты, Иван Иванович, — обратился к сыну, — постой у двери спальни.
— Это же зачем? — не понял юноша.
— То, что мы ищем, могли и здесь спрятать. Попросим мадам одеться. Тогда зайдешь и поищешь.
Когда вошли в кабинет и Громов зажег свет, Покотилов показал ему листовку.
— Знаю наперед: скажете, что видите в первый раз. Громов взял ее, глянул, снял очки и поспешил подтвердить:
— Вы правы! Да и сами подумайте: громить винные подвалы не собирался, в тех местах не прогуливаюсь, кто же мне вручит подобную прокламацию?
Иван Иванович-старший сел за письменный стол, повысил голос:
— Нам доподлинно известно: часа полтора назад из вашей квартиры вынесли саквояж, набитый этими прокламациями.
— Так же бездоказательно, как это ваше утверждение, могу заявить: они вынесены из вашей квартиры. Я юрист и очень опытный! — Громов старался преодолеть страх и подавить этого мастерового своей ученостью.
Однако Иван Иванович-старший знал, что делать. Вышел в коридор, где ожидала Ангелина.
— Следуй за мной, барышня, и выведи на чистую воду заядлую эту вражину!
Когда Покотилов-старший ввел Ангелину в кабинет, Громов вперил в нее взгляд и начал очень пристально разглядывать, так пристально, словно колебался — знает ли ее или нет. Подошел к ней ближе, снял очки, отступил назад. Ангелина молчала, удивленно наблюдая за ним.
__ Не прикидывайся, барин, — сказал Иван Иванович-старший с нарочитой грубоватостью. — Не пробуй мне глаза замазывать, будто первый раз ее видишь.
— Нет, почему, почему, — пробормотал тот, — приходилось, раз-другой была в нашем доме.
В это время в двери показалась девушка в капоте. Не было сомнения — племянница Громова.
— Могу совершенно точно сообщить, когда у нас была Ангелина Корсакова, — на удивление спокойным голосом заговорила она. — Двадцать третьего октября. Это день моего рождения, и она приходила поздравить меня. Подтверди, Лина.
— Нет! Сегодня была. И ты просила меня отнести саквояж!
— Это бессовестная ложь!
— Фу, стыдись! — брезгливо бросила Ангелина. Хотела еще что-то добавить, однако гнев так вскипел в ней, что она повернулась спиной.
— Что вы теперь запоете? — спросил Покотилов-старший.
Неизвестно, кто из них и что сказал бы, но в кабинет вошел Иван Иванович-младший, остановился рядом с отцом и что-то прошептал ему на ухо.
— Ты не шепчи, ты громко, на полный голос, — и, не дожидаясь, сам возвестил: — Тайник! — поднял вверх указательный палец. — Тайник Иван Иванович выстукал. Говори, Иван Иванович, рассказывай!