Мартын Лацис каждую неделю на заседании Политбюро Центрального Комитета большевиков Украины докладывал о наиболее значительных делах, раскрытых ВУЧК. Дело, начатое письмом железнодорожника Савченко о спекуляции сахаром, оказалось одним из самых значимых. На очередном заседании Политбюро Лацис сообщил: отряды войск ВУЧК, посланные в Фастов и Миргород, ликвидировали подпольные штабы.
VIII
В условленный день связной не явился к Ангелине. Это встревожило ее. А главное — он был срочно нужен.
Ангелина вернулась из поездки с адмиралом Римским-Корсаковым по левому флангу его группы войск. Адмирал не скрывал от быстро ставшей популярной журналистки, что именно здесь нанесет главный удар.
— Запасайтесь карандашами и перьями, — весело сказал ей адмирал. — Ежедневно будете глаголить о наших победах!
Обо всем этом необходимо немедленно предупредить.
Письменное разрешение адмирала: «Всячески способствовать корреспонденту газеты «Южный край» Корсаковой Ангелине Львовне в частях действующей армии» — дало ей возможность беспрепятственно добраться до самой передовой. Поздно вечером, под предлогом, что ей необходимо удалиться от мужчин, Ангелина вышла из хаты в хуторке, которую занимал командир роты.
— Не заблудитесь, — предупредил тот. — До красных тут рукой подать. — На всякий случай, если натолкнется на часового, сообщил ей пароль и отзыв.
Было очень темно, накрапывал дождь. Теплый летний дождик. Ангелина заранее приметила одинокий тополь, который стоял на самом краю обороны роты.
Она подошла к дереву, прижалась к стволу. Слилась с ним. Потом двинулась вперед и словно погрузилась в черный омут. Плыла в нем долго. Так, во всяком случае, казалось ей. Как привидение, выросла на бруствере окопа и услышала возглас красноармейца:
— Стой! Стрелять буду!
— Не надо стрелять, — впрыгнула в окоп. — Скорее ведите к комиссару!
Через полчаса Ангелина стояла перед заспанным комиссаром полка.
— Как можно быстрее доставьте меня в Киев. В Чрезвычайную комиссию!
— Самый быстрый путь через особый отдел армии, — резонно ответил комиссар.
По его распоряжению тачанка помчала Ангелину в расположение штаба армии, который находился в небольшом уездном городке.
С первого взгляда и Судрабинь и Ангелина узнала друг друга. Оба одновременно воскликнули:
— Вы?
— Вы начальник особого отдела? — не поверила Ангелина.
— Здесь вопросы задаю я! — одернул ее Судрабинь.
— Я — Сорок вторая!
Это был пароль, известный Судрабиню. Начальник особого отдела знал: под таким номером кто-то из чекистов ведет разведку в деникинской армии.
— Ах вот как! Тогда здравствуйте, Сорок вторая! Что расскажете?
Любому другому начальнику особого отдела Ангелина сообщила бы, ведь дело касалось именно этой армии, но перед ней всплыла страшная картина на пароходе: пьяный разгул, насилие и этот офицер, пытавшийся… Как мог он стать особистом?
— Не имею права. Только — товарищу Лацису!
— Мне, начальнику особого отдела армии, не имеете права? Вам известны мои полномочия?
— Никому, кроме товарища Лациса! Не тратьте дорогое время. Мне нужны деньги и билет до Киева.
Судрабинь уже был извещен о готовящемся наступлении белых и полагал, что чекистка разведала именно об этом. Значит, обязан установить, что именно ей известно.
Вызвал дежурного. Неожиданно для Ангелины приказал:
— Шпионку — в одиночку!
Ангелина взорвалась:
— Что вы сказали? Шпионку?
— Выполняйте! — Судрабинь строго глянул на дежурного.
Оставшись один, нервно заходил по комнате. Он узнает, какие она добыла разведданные! Подержит на допросе ночь-другую, и она выложит. Не таких раскалывал.
С каждым шагом возбуждение угасало. Чего волноваться? Все произошло как нельзя лучше. Разведчица угодила именно к нему, ни «чрезвычайке», ни командованию армии ее сведения не попадут…
Однако дневные и ночные допросы не сломили Ангелину. Она лишь окончательно убедилась: Судрабинь — враг!
По натуре своей Ангелина не принадлежала к числу героинь. Не будь революции, не попади она в жестокие обстоятельства, не встреть такого человека, как Иван Иванович-младший, а затем и самого Лациса, не войди в среду беззаветных чекистов, осталась бы обычной девушкой, каких немало.
Он терзал ее часами. Пугал расстрелом. Уверял, что никто никогда даже не узнает, как она погибла, обжигал самым страшным — подбросить Лацису сообщение, будто ее завербовали белые. Но обещал немедленно освободить и отправить в Киев, если расскажет, что ей известно о ближайших планах белогвардейского командования.