— Я поймал Яремчука на месте преступления. Видите, — показал в окно, — вон лес. Есть в нем местечко, где мы встречаемся с нашими людьми, которым незачем показываться в городке. Вот там я его и застал с петлюровским агентом. Выследил и подслушал, как Яремчук жаловался, что я его подозреваю. Хотел захватить обоих и должен был: я отличный стрелок, и на моей стороне преимущество — они меня не видели. И все же агенту удалось удрать, а Яремчук, услышав мой приказ «Руки вверх!», успел выхватить пистолет и открыть стрельбу. В перестрелке, хотя я хотел лишь подстрелить его, пуля угодила ему в голову.
Судрабинь подошел к несгораемому шкафу и достал «Дело» Яремчука.
Там было только подробное описание того, как Судрабинь выследил Яремчука. Улики, документальные доказательства отсутствовали…
Острог, где содержали арестованных, находился, как и особый отдел, на окраине городка. Расстояние между ними с полверсты, не больше. Поэтому Ангелину в ночь последнего допроса сопровождал один конвоир. Зачем для такой пигалицы больше?
Конечно, разговаривать арестованной с конвоиром не положено, и боец строго оборвал ее, когда она попыталась обратиться к нему. Но Ангелина снова начала, да такое, что у бойца язык не повернулся остановить ее.
— Товарищ, я прошу вас отослать записку председателю ВУЧК товарищу Лацису. Понимаете, не Деникину, не Петлюре, а главному на Украине чекисту.
Боец ответил не сразу. Остановился, снял с плеча винтовку, стукнул прикладом о землю.
— Давай записку.
Ангелина села прямо на траву, сняла сапог, из-под стельки вынула листок бумаги, обулась и встала.
— Вот, товарищ!
Боец молча взял записку и засунул за голенище. Сидор Руденко, так звали конвоира, раньше работал на паровозостроительном заводе в Харькове, а комендант особого отдела Демьян Шевчук — тоже с паровозостроительного, из одного с ним цеха, станки стояли почти что рядом. Даже по возрасту однолетки. Однако имелась между ними разница: Демьян Шевчук — большевик, Сидор Руденко лишь собирался в большевики, и Демьян обещал ему рекомендацию. Вполне естественно, что на другой день Сидор поспешил к Шевчуку, поведал ему о ночном разговоре и отдал записку.
Записка потрясла его:
«Уважаемый товарищ Лацис! Я попала в руки врага Судрабиня. Он убедился, кто я, и, песмотря на это, арестовал. Сегодня намерен расстрелять. Я ему ничего не сказала. Сообщаю Вам (вдруг записка дойдет вовремя): Римский на правом фланге будет лишь демонстрировать наступление. Удар — на левом, на стыке с соседней армией. Еще раз: Судрабинь враг! Прощальный привет моему дорогому Ванюше! Прощайте и Вы, очень уважаемый товарищ Лацис!
Ангелина Покотилова».
Шевчук, прочитав фамилию Ангелины, вспомнил, что сегодня утром перед приходом Сидора Судрабинь представил особистам своего нового заместителя по фамилии Покотилов. Желая подчеркнуть, какого человека прислали под его начало, Судрабинь сообщил, что это один из помощников самого товарища Лациса, работал с ним вместе в ВЧК в Москве, в ЧК Восточного фронта и в Киеве в ВУЧК. Возможно, Ангелина не просто его однофамилица, возможно, родственница, во всяком случае, знать ее он вполне может.
По комендантской своей обязанности Шевчук сам определил Покотилова в соседний с начальником домик, где раньше жил Яремчук.
К нему он и зашагал немедля.
Иван Иванович сидел перед зеркалом и брился. Шевчук наклонился, шепотом спросил:
— Вы знаете Ангелину Покотилову?
От неожиданности у Ивана Ивановича дрогнула рука, бритва царапнула подбородок, выступила кровь, но он не заметил ее.
— Ангелина? Как же мне ее не знать, дорогой товарищ, ежели она жена моего единокровного сына! Сказывай быстрей: что с ней? Где она?
— И сотрудница ВУЧК, и разведчица? — продолжал уточнять Шевчук.
— Все как есть правильно! Не тяни резину, что с ней?
— Плохо, товарищ Покотилов, хуже не придумаешь. — Шевчук достал из кармана записку Ангелины, протянул ему.
Иван Иванович прочитал и замер.
— Ах, контра! — Обычно многословный, сейчас в этот короткий возглас он вложил все свое негодование. Бросился к двери, но, сделав два шага, остановился. Повернул назад, снова сел за стол. Сохла на щеке мыльная пена, гуще проступала кровь на подбородке.
«С таким гадом нужно с умом», — сказал сам себе.