— Как вызвать к телефону комиссара армии товарища Градова?
— Это я сейчас. — Шевчук покрутил ручку аппарата, назвал номер, передал трубку Ивану Ивановичу.
— Здравствуйте, товарищ Градов! Говорит прибывший нынче из Киева назначенный к вам товарищем Лацисом заместитель начальника особого отдела Покотилов. По важнейшему и самому спешному делу прошу вас незамедлительно вызвать к себе Судрабиня и меня. Если он прибудет вперед, о нашем разговоре прошу — молчок.
— Считайте, что я вас уже вызвал. Сейчас позвоню Судрабиню.
Его ответ понравился Ивану Ивановичу: без лишних вопросов, без проволочек.
— На твою полную помощь, товарищ, могу надеяться? — спросил Шевчука.
— Можешь! Еще когда Яремчук… Подозрение застряло.
— Тогда — на фаэтон и быстрейшим ходом — в острог. Бери Ангелину и прямиком к комиссару! По дороге, для прилива бодрых сил, скажи ей, что я приехал.
Комендант вышел, а Иван Иванович поднял руку к лицу, и пальцы ощутили совсем засохшую мыльную пену. Ах, чертовщина! Дорога каждая минута, но нужно добриться. Он обмакнул помазок в уже остывшую воду, намылил щеку. Несколько раз провел бритвой. Умылся и поспешил к Судрабиню.
Тот уже держал под уздцы вороного жеребца. Вставил ногу в стремя, ловко вскочил в седло.
Иван Иванович пошел по дощатому тротуару, а Судрабинь пустил лошадь. Шпорами подгонял ее, короткими поводьями осаживал, чтобы она пританцовывала. Не знал Иван Иванович, что тот по сей день с завистью вспоминает, как Трофимовский гарцевал на украшенном плюмажем жеребце.
Лицо Градова было худым, а совсем молодые с влажным блеском глаза резко контрастировали с глубоко врезавшимися в лоб морщинами.
Судрабинь представил ему Покотилова, сопроводил представление словами, что тот работал с товарищем Лацисом, а сам товарищ Лацис — первый друг Судрабиня, друг с детства и юности.
Когда все трое уселись, Градов бросил на Ивана Ивановича вопрошающий взгляд.
— Ознакомьтесь, товарищ комиссар, с этим чрезвычайным документом, — Иван Иванович протянул записку Ангелины.
Судрабиня передернуло от неожиданности и возмущения.
— Почему заместитель в первую очередь не знакомит с документом своего непосредственного начальника?
Градов прервал его:
— На каком основании вы арестовали чекистку? Другого оглушил бы этот вопрос. Ведь никто здесь, кроме него, не знал, кто она. Не мог успеть разведать и Покотилов. И вдруг… Но Судрабинь не растерялся. Казалось, он предвидел такой вопрос.
— По совершенно точным данным, установлено, что она завербована белыми.
— Врешь! — вспылил Иван Иванович.
— Завербована белыми, — повторил Судрабинь, — и направлена к нам с целью дезинформации. Белогвардейцы готовят наступление, она рассчитывала подсунуть нам ложные сведения об их плане. Я специально поджидал ее и арестовал как вражескую шпионку! — твердо закончил Судрабинь и с вызовом посмотрел на Покотилова.
— Вранье все! — снова запальчиво возразил Иван Иванович. — Приметили, товарищ Градов, какую она носит фамилию?
Тот заглянул в записку.
— Покотилова. Ангелина Покотилова. Она что же, ваша…
— Моя невестка. А сына моего, члена коллегии ВУЧК, родная жена! Теперь сами судите по справедливости, возможно ли такое, чтобы чекистка, жена чекиста, которой полное свое доверие оказал товарищ Лацис, а он каждого человека насквозь проницает, — возможно ли ей податься в предательницы?
До чего же несчастливое для Судрабиня стечение обстоятельств. Но он не сдастся, не подымет руки вверх.
— Я получил информацию от товарища, которому полностью доверяю. Во всяком случае, доверял…
Раздался стук в дверь, и порог переступила Ангелина, а следом комендант Шевчук.
То, что скопилось в Судрабине за это короткое время, все, что он должен был прятать в себе, подавлять, вырвалось в окрике, которым встретил коменданта:
— Кто разрешил? Да за это… К стенке! К стенке! — Он вскочил, голос его гремел, заполняя всю комнату.
Шевчук не мог знать, какой поворот получил, разговор в кабинете комиссара, увидел прежнего самовластного начальника, но ответил с достоинством:
— Я не денщик, я чекист! На бас не берите. Действую по приказу вашего заместителя, который тоже имеет все законные права.
Два человека — Ангелина и Иван Иванович — будто не слышали ничего. Бросились друг к другу.
Что же сотворили с ней… И так была хрупкой тростиночкой, а теперь едва половина осталась, личико с кулачок, подглазья черные, вроде сажей намазаны, губы в кровяной корке.