И на этом он очистил горизонт, а Лена сказала мне взволнованным голосом:
— Что-то ты сегодня конкретно нарываешься, Витя, это ведь уже второй по счёту, который тебе кишки выпустить хочет сегодня вечером.
— Это ты ещё про Бобикова не знаешь, — сказал из-за спины незаметно подошедший Колян. — У него тоже есть претензии к Витьку.
— Выходит, как в романе Дюма «Три мушкетёра», — сообщила Лена, — там Д'Артаньян в первый день своего пребывания в Париже тоже три дуэли заработал.
— Получается, что так, — согласился я, — только на Атоса-Портоса-Арамиса эти босяки слабо похожи.
— Ой, а ты вылитый прямо Д'Артаньян получаешься, — подколола меня она.
— Да уж всяко получше буду, чем это быдло, — ответил ей я, — кстати у Д’Артаньяна всё неплохо в итоге сложилось.
— Посмотрим вечером, — ответила Лена.
— Да, — добавил я зачем-то, — а ты в случае чего в Констанции Буонасье согласна пойти?
— Там видно будет, — лукаво улыбнулась она, — а пока я медсестрой побуду. И Ирку с Танькой позову кстати — вместе веселее будет.
Упомянутые Ирка с Танькой были тоже моими одноклассницами, одна чёрненькая, вторая блондинка. И обе ничего так по экстерьеру, но почему-то меня они никак не зацепляли… в отличие от Леночки. Ну да ладно, в любом месте веселее вместе, подумал я, пусть зовёт.
По возвращении в лагерь у нас был, понятное дело, обед всё с тем же совершенно обрыдлым набором блюд — щи из квашеной (!) капусты при том, что свежей кругом невпроворот было, макароны по-флотски (наверно работники кухни считали, что раз мы на дебаркадере живём, то к флоту отношение имеем самое прямое и есть обязаны профильные блюда) и удивительно невкусный чай. Мы с Колькой Гариным обычно сидели в самом дальнем углу столовки, возле окошка выдачи, и за наш стол больше никто не садился. Но сегодня всё вдруг как бы по волшебству изменилось — к нам подсели Ваня с Серёжей, это обитатели нашей палаты, которые ни то, ни сё всегда были.
— Ты, говорят, Витёк, сегодня с Ахундовым биться будешь? — спросил меня Ваня, прикончив свою порцию макарон.
— Правильно говорят, — отвечал я, в свою очередь закинув в рот последнюю макаронину, — и не только с ним.
— Значит мы не всё знаем, — продолжил Серёжа, — а ещё с кем?
— С Бобом и с Босым.
— Ну ни хрена ж себе, — присвистнул Ваня, — как это ты сумел?
— Само собой как-то сложилось, ничего специально не делал.
— Не страшно? — это Серёжа спросил, — они ребята резкие и в авторитете, изуродуют тебя, как бог черепаху.
— Если все вместе накинутся, то наверно, — осторожно предположил я, — а по очереди… там разные варианты возможны.
— Где биться будете?
— Вот после обеда и займусь оборудованием площадки, на задах дебаркадера вроде есть пара мест подходящих… приходите посмотреть.
— Обязательно придём, — ответил за обоих Ваня, — в кои-то веки у нас в лагере что-то интересное случается, такое пропускать нельзя.
— Вот и ладушки…
После обеда все разбрелись кто в лес, кто по дрова, а я развил бурную деятельность по обустройству места будущих боёв без правил… я так понимаю, что особых правил никто там устанавливать не будет, так что будем биться, как бог на душу положит. Если вы думаете, что у меня на душе было спокойно, то вы сильно ошибаетесь — кошки у меня на душе скребли, очень чёрные и очень злые, причём в четыре лапы сразу. Все трое этих парней были не простыми орешками, выше и тяжелее меня. А Бобиков-Боб даже в секцию самбо ходил когда-то… давно правда, но был такой эпизод у него в биографии. Ну ничего, бог, как говорится, не фраер, косяки исправит.
Зашёл сначала к завхозу, есть у нас и такая единица в штатном расписании, звать его было Захар Кузьмич, лет ему было далеко за полтинник, голова у него была лысая и не очень умная, поэтому все вопросы, обращённые к нему, приходилось дублировать минимум два раза. На второй раз он среагировал.
— Какую ещё сетку? — задал он не совсем логичный вопрос, пришлось уточнить в третий раз.
— Волейбольную, какую — и желательно две штуки.
— Аааа, волейбольную, — наконец-то въехал он, — а зачем тебе?
— Турнир хотим организовать, спортивный, — пояснил я.
— Аааа, турнир, — с трудом въехал Кузьмич, — ну если турнир, тогда ладно. Но чтоб завтра утром всё взад сдал, понятно?
— Конечно понятно, Захар Кузьмич, куда уж понятней. Где сетки-то?
Кузьмич далее без лишних вопросов проводил меня в кладовку позади столовки, открыл ржавый висячий замок на железной двери и сказал мне: