Гостиная-кабинет в квартире профессора Кирсанова. Прямо — большие окна, задернутые шторами. Между ними — старинной работы стол-бюро с многочисленными выдвижными ящичками. На столе — раскрытая пишущая машинка, стопки бумаг, папки, несколько мощных словарей, беспорядок.
Посредине комнаты — овальный стол, на нем скатерть, электрический самовар, чашки, сахарница, ваза с печеньем. Слева, боком к зрителям, установлен огромный телевизор. За чаем сидят и смотрят заседание Верховного Совета: хозяин дома профессор Станислав Александрович Кирсанов, рослый, склонный к полноте, украшенный кудрявой русой шевелюрой и бородищей, с подчеркнуто-величавыми манерами потомственного барина, в коричневой домашней толстовке и спортивных брюках с олимпийским кантом; супруга его, Зоя Сергеевна, маленькая, худощавая, гладко причесанная, с заметной сединой, нрава тихого и спокойного, очень аккуратная и изящная (в далекой молодости — балерина), — она в строгом темном платье, на плечах — цветастая цыганская шаль; их сосед по лестничной площадке и приятель дома Олег Кузьмич Базарин, толстый, добродушнейшего вида, плешивый, по сторонам плеши — серебристый генеральский бобрик, много и охотно двигает руками, когда говорит — для убедительности, когда слушает — в знак внимания, одет совершенно по-домашнему — в затрапезной куртке с фигурными заплатами на локтях, в затрапезных же зеленых брючках и в больших войлочных туфлях.
Из телевизора доносится: «Итак, товарищи... Теперь нам надо посоветоваться... Вы хотите выступить? Пожалуйста... Третий микрофон включите...»
К и р с а н о в. Опять эта харя выперлась! Терпеть его не могу...
Б а з а р и н. Бывают и похуже... Зоя Сергеевна, накапайте мне еще чашечку, если можно...
З о я С е р г е е в н а (наливая чай).Вам покрепче?
Б а з а р и н. Не надо покрепче, не надо, ночь на дворе...
К и р с а н о в (с отвращением).Нет, но до чего же мерзопакостная рожа! Ведь в какой-нибудь Португалии его из-за одной только этой рожи никогда бы в парламент не выбрали!
Разговор этот идет на фоне телевизионного голоса — рявкающего, взрыкивающего, митингового: «Я говорю здесь от имени народа... Четверть миллиона избирателей... И никто здесь не позволит, чтобы бесчестные дельцы наживались, в то время как трудящиеся едва сводят концы с концами...» Голос Нишанова:«То есть я вас так понимаю, что вы предлагаете голосовать сразу? Очень хорошо. Других предложений нет? Включите режим регистрации, пожалуйста...»
К и р с а н о в. Сейчас ведь проголосуют, ей-богу.
З о я С е р г е е в н а. А это с самого начала было ясно. Неужели ты сомневался?
К и р с а н о в. Я не сомневался. Но когда я вижу, что они сейчас проголосуют растратить шестнадцать миллиардов только для того, чтобы неведомый нам Сортир Сортирыч получил возможность за мой счет ежемесячно ездить в Италию... и даже не сам Сортир Сортирыч, а его зять-внук-племянник... Только для этого заключается контракт века, который по сю сторону никому решительно, кроме Сортир Сортирыча, не нужен... загадят территорию величиной с Бенилюкс... отравят двадцать четыре реки... завоняют всю Среднерусскую возвышенность... Но зато племянник Сортир Сортирыча на совершенно законном основании сможет теперь поехать за бугор и купить там себе «тойоту»...
И в этот момент в квартире гаснет свет.
К и р с а н о в. Что за черт! Опять?
Б а з а р и н (уверенно).Пробки перегорели. Говорил я вам, что не надо этот подозрительный самовар включать...
К и р с а н о в. Да при чем здесь самовар?.. Подождите, я сейчас пойду посмотрю... Ч-черт, понаставили стульев...
З о я С е р г е е в н а. Нет, это не пробки перегорели. Это опять у нас фаза пропала.
Б а з а р и н (с недоумением).Куда пропала? Фаза? Какая фаза?
Слышны какие-то шумы и неясные голоса с лестницы (из-за кулис справа), голос Кирсанова: «А в том крыле? Что?.. Понятно... Ну и что мы теперь будем делать?..* Базарин, подобравшись в темноте к окну, отдергивает штору. За окном падает крупный снег, там очень светло: отсветы уличных фонарей, низкое светлое небо, в огромном доме напротив — множество разноцветно освещенных окон.
К и р с а н о в (появляется из прихожей справа). Поздравляю! По всей лестнице света нет. И по всему дому, кажется...
З о я С е р г е е в н а. Ну, по крайней мере, не так обидно. Фаза опять пропала?
К и р с а н о в. Она, подлая... (Подходит к окну.)Живут же люди, горюшка не знают! (Зое Сергеевне.)Лапа, а где у нас были свечки?
З о я С е р г е е в н а. По-моему, мы их на дачу увезли...
К и р с а н о в. Ну вот! За каким же дьяволом? Это просто поразительно — никогда в доме ни черта не найдешь, когда надо!..
Б а з а р и н. Станислав, побойся бога. Зачем тебе сейчас свечи? Второй час уже, спать пора... (Спохватывается.)Тьфу ты, в самом деле! У меня же в холодильнике суп, на три дня сварено. И голубцы! Теперь, конечно, все прокиснет...
З о я С е р г е е в н а. Ничего у вас не прокиснет, Олег Кузьмич, вынесите на балкон, и все дела.
К и р с а н о в (от бюро, с торжеством).Вот они! Видала? Вот они, голубчики... (Передразнивает.)«На дачу, на дачу...»
З о я С е р г е е в н а. Ой, а где же они были?
К и р с а н о в. В бюро они у меня были. В бюро! Очень хорошее место для свечей. Интересно, как бы ты без меня существовала в этом мире?.. Где спички?
З о я С е р г е е в н а. Ав бюро их у тебя нет? Замечательное место для спичек...
К и р с а н о в (укрепляет свечи в канделябрах на бюро и расставляет по столу).Ладно, ладно, лапа, сходи на кухню, все равно стоишь...
Б а з а р и н (чиркает спичкой, свечи загораются одна за другой).Да на кой ляд вам это понадобилось, в самом деле? Спать давно пора...
К и р с а н о в. Ну куда тебе спать, ты же сейчас человек одинокий и даже в значительной степени холостой... Сиди, пей чай, наслаждайся беседой с умными людьми...
Из-за кулис справа появляется длинная черная фигура — рослый человек в блестящем мокром плаще до пят с мокрым блестящим капюшоном.
Ч е р н ы й Ч е л о в е к (зычно).Гражданин Кирсанов?
К и р с а н о в (ошеломленно).Да... Я...
Ч е р н ы й Ч е л о в е к. Станислав Александрович?
К и р с а н о в. Да! А в чем дело? Как вы сюда попали?
Ч е р н ы й Ч е л о в е к (зычно).Спецкомендатура Эс А! (Обыкновенным голосом.)У вас дверь приоткрыта, а звонок не работает. Паспорт ваш, будьте добры...
К и р с а н о в. Какая еще комендатура? (Достает из бюро паспорт и протягивает Черному Человеку.)Какая может быть сейчас комендатура? Ночь на дворе!
Черный Человек берет паспорт, и тотчас же во лбу у него загорается электрический фонарь наподобие шахтерского. Внимательно перелистав паспорт, он молча возвращает его Кирсанову, а сам распахивает большой черный дипломат и, держа на весу, некоторое время роется в нем.
Ч е р н ы й Ч е л о в е к. Распишитесь... Вот здесь...
К и р с а н о в (расписываясь).А в чем, собственно, дело? Вы можете толком мне объяснить — что, куда, откуда? Войну, что ли, объявили?
Ч е р н ы й Ч е л о в е к (вручает Кирсанову какую-то бумажку).Получите.
К и р с а н о в (смотрит в бумажку, но ничего не видит, света не хватает).Я ничего здесь не вижу! В чем дело? Вы что — объяснить не можете по-человечески?
Ч е р н ы й Ч е л о в е к. Там все сказано. Будьте здоровы.
Фонарик его гаснет, а сам он как бы растворяется во тьме.
Б а з а р и н. Ну и дела!
К и р с а н о в (раздраженно).Не вижу ни черта... Зоя! Где мои очки?