Здесь же напомню читателю «воинственную» позу маленького Архипа на улицах мариупольского предместья, когда он выступал защитником щенков и котят, обижаемых его сверстниками… Я поведал в главе о его детстве об этих подвигах мальчугана-Куинджи; приводил я и формулу, которою он определял впоследствии свое отношение к слабейшим вообще: «С детства привык, что я сильнее и помогать должен…»
Эту формулу можно бы поставить эпиграфом к настоя щей главе…
Наряду с помощью людям шла другого рода «благотворительность», в которой проявлялась, помимо чувства долга перед «слабейшими», поистине редкая, но типичная для Архипа Ивановича черта: горячая любовь к природе, ко всему живому, ко всякой твари земной и небесной, особенно — небесной… По-видимому, наибольшим пристрастием его пользовались именно птицы… Может быть, и тут сказывалось чувство «солидарности»? Он ведь не только мечтал летать на своем аппарате, не только всматривался зорким взглядом со своих «вышек» в бесконечные дали, но всю жизнь фактически «летал» — в своем творчестве — над просторами земными, по необозримым просторам небесным, которые передавал с такой любовью и мастерством…
Однажды, встретившись с ним случайно в Крыму, я был прямо изумлен тем своеобразным «красноречием», с каким он описал в разговоре со мной взлет двух орлов: как-то, карабкаясь по горам близ своего имения, он случайно в кустах набрел на них, и вот царственные птицы медленно поднялись, словно негодуя на нарушителя их покоя… — Архип Иванович словами, а в подмогу словам — мимикой и жестами, с бесподобной живостью нарисовал мне эту картину, и я, помню, подумал тогда: если б и не иметь никаких сведений об его специальности, по одному этому словесному описанию можно узнать в нем большого художника… Он так рассказывал и так «мимировал», что я буквально видел и негодующе обеспокоенные позы орлов, и наклон их могучих крыльев, и движение их к небу…
В Петербурге он возился с голубями, воронами, галками, воробьями. (В клетках, само собой разумеется, он птиц не держал). Он ежедневно кормил этих городских «захребетников» на вышке своего дома, а затем на крыше Елисеевского дома; больных, ушибленных забирал к себе и лечил. Особенно гордился Архип Иванович двумя операциями: «трахеотомией», которую он проделал над голубем с больным горлом (о ней я уже упоминал: этот голубь потом жил изрядное время с трубочкой в шее), а затем, однажды, залетела к нему в мастерскую бабочка-крапивница, долго билась о стекло и обо что-то разорвала себе крыло, — этой бабочке крыло было заклеено «синдэтиконом»… Из пернатых питомцев Куинджи одна галка со сломанным крылом жила у него целых два года, пока не была съедена кошкой… Для насыщения больных и здоровых расходовались ежедневно 1–2 французские булки; вороны получали вдобавок и мясо; а овса выходило до шести кулей в месяц… Из этого видно, в каких размерах производилось кормление…
По словам Л. В. Позена, Архип Иванович был искренне уверен, что птицы чувствуют к нему особенную любовь, что он является «избранником» их…
К. Я. Крыжицкий в своих воспоминаниях передает, что иногда, под свежим впечатлением от некоторых своих «пациентов», принадлежавших к людской породе, но плативших ему за помощь лишь неприятностями, Архип Иванович горячо превозносил птиц и животных вообще:
«Как они чувствуют, когда им поможешь! Вот, я вам скажу, когда птице делаешь перевязку… В 12 часов я их на крыше кормлю, они со всего Петербурга слетаются, когда пушка ударит: они хорошо свой час знают и все около меня тут ходят, клюют и не боятся… И когда больная, с отмороженной или отдавленной ногой попадется, она спокойно дает себя взять. Она знает, что я ей сделаю хорошо…»
Так в описываемый период «молчания», до 1894 года, проходили дни Архипа Ивановича. Работа над картинами, которых он не мог кончить, ибо не мог найти ни желанного художественного синтеза, ни удовлетворявшей его манеры, — вот начало дня в уединении запертой от людей мастерской[23].
Творческая работа перемежалась радостной возней с пернатыми друзьями. Затем шла другая, тяжкая возня: единоличная, безнадежная борьба с морем людской нужды путем частной благотворительности…
23
В эти же годы, заметив непрочность своих красок, Архип Иванович проделал ряд систематических опытов над красками различных фирм. Он исследовал изменение различных их комбинаций при действии солнечного света и в тени. В результате этих опытов у него явилась полная уверенность, что дальнейшие его картины избегнут участи первых его произведений, которые, как я упоминал, страшно пострадали от времени.