И думал: вот здесь надо поднять… Эту всю крышу, где сижу, срезать и выровнять, потом это все надо сделать, как площадку… Насыпать земли, посадить деревья, тут птицы будут жить, пчелы, ульи можно поставить, сад будет… Здесь всякие этюды можно писать… это же такая мастерская и такой вид, каких нигде нет!.. Все я сидел, смотрел и думал. Да так забылся, что, вижу, уж солнце село и еще, кажется, все красивее стало… Совсем уж начало темнеть. Дворник, должно быть, позабыл обо мне или решил, что проглядел меня… И тут только я вспомнил, что надо уходить… А где же окно? Ведь их тут много… Откуда же я вошел и как теперь выйти? Припомнив, как было, нашел окно и уже в потемках пробрался по чердаку, нашел дверь и спустился!.. Прихожу домой. Жена спрашивает, беспокоилась: где я так долго был? обедал ли? Я ей рассказал, как все было и что я весь день был там на крыше…
— Торги завтра, я покупаю этот дом, — наш будет…»
На торги Архип Иванович поехал, захватив с собой две тысячи для задатка и «бумажку», в которой все время справлялся, — чтобы «не зарваться»… Дом остался за ним — за 35 тысяч наличными деньгами и с переводом долга кредитному обществу на сумму около 600000 рублей…
Ночь после покупки с торгов и вручения задатка была проведена далеко не спокойно. Куинджи после взноса, предстоявшего на другой день, оставался почти ни с чем… Создавались планы отказаться от покупки, пожертвовав задатком; но Архип Иванович находил, что он уже взял на себя обязательство и должен купить… Заходила даже речь о «бегстве» из Петербурга… До такой степени (невзирая на «бумажку», взятую с собой на торги) чувствовал Архип Иванович, что он «зарвался»… Но к утру он утвердился в решении оставить дом за собой. Как рассказывала мне В. Л. Куинджи, дом — или, точнее, целых три дома, да еще с надворными флигелями (по 10-й линии близ Малого проспекта) — находился в чрезвычайно запущенном состоянии: только одна треть квартир была обитаема, остальные вопияли о ремонте… С энергией отчаяния принимается Архип Иванович за хозяйство. Целые дни мечется он по огромной постройке: самолично — «то мореплаватель, то плотник» — вставляет дверные замки, ручки, задвижки; за всем присматривает, изобретает особое отопление снизу холодных помещений и т. д. — словом, усиленно «молотит рожь на обухе». Дом наполняется жильцами. Но многие из них не платят, а у хозяев долго не хватает духу выселять неисправных плательщиков… По истечении шести лет хозяйничанья подсчет обнаруживает малодоходность предприятия. В этот момент подвертывается покупатель и приобретает дом за 385000 наличными с переводом лежащего на нем долга…
Нечего, конечно, упоминать, что проект насчет «площадки» на крыше был осуществлен в первом же году, и здесь-то Архип Иванович становится столь популярным среди своих пациентов птичьим доктором и птичьим кормильцем…
Глава VIII
КУИНДЖИ-ПРЕПОДАВАТЕЛЬ
С 1894 года открывается новый, шумный и оживленный период в жизни Куинджи: начинается его деятельность в качестве преподавателя-профессора и члена Совета в реформированной — отныне, можно сказать, «передвижнической» — Академии…
Передвижнической Академия становится в значительной степени благодаря именно ему — Куинджи.
Вице-президент Академии граф И. И. Толстой, разрабатывая новый устав высшего художественного училища и сблизившись в это время с Архипом Ивановичем, конечно, сам симпатизировал именно такой реформе, но, до известной степени, подчинился и обаянию Куинджи… А вечно горевший интересами искусства и принимавший всегда близко к сердцу судьбу художественной молодежи, Архип Иванович всей душой отдался новому начинанию…
Да ведь и было здесь чем увлечься! С молодых лет Куинджи, заодно со всеми сверстниками своими, привык смотреть на Академию, как на вражескую цитадель, как на тормоз для искусства… Но давнишний антагонизм передвижников и Академии приводил во многих отношениях к минусам: он порождал немало практических затруднений (в смысле, например, приискания помещений для выставок, в смысле возможности пользоваться мастерскими и т. п.); а с другой стороны, идейная борьба, конечно, одухотворяла и «подстегивала», вливала энергию в адептов свободного искусства, но в то же время и парализовала влияние передвижников на молодое поколение, которое volens nolens попадало в руки академических преподавателей… И вдруг открывается возможность взять в свои руки высшее художественное училище в стране, с его могущественными средствами… Неожиданно открывается перспектива распространить свое влияние именно на молодежь — да не только в столице, а и по всей России — через посредство подведомственных Академии провинциальных художественных школ и училищ…