В Байрейт ехало множество музыкантов и любителей музыки. В поезде только и слышны были разговоры о необыкновенной судьбе немецкого композитора, который благодаря непреодолимой силе воли и вере в свое дело поборол страшную нищету, гонения и все-таки построил собственный театр, чтобы ставить в нем свои оперы. Имя композитора — Рихард Вагнер — звучало на всех языках. Говорили, что каждый уважающий себя музыкант должен хоть раз в жизни побывать в Байрейте и послушать его оперы, которые автор гордо называл «драмами будущего». «Вы не можете себе представить моего счастья — я еду в Байрейт слушать «Парсифаль» при особенной обстановке, но это что еще: Лист будет там, и я его увижу опять и буду видеть дней шесть», — писал Саша Стасову.
Посещение Байрейта принесло, однако, разочарование. К музыке Вагнера юноша остался равнодушен, а Лист выглядел утомленным и подавленным чрезмерной пышностью торжеств.
Зато в Байрейте произошло событие совсем неожиданное, но ставшее очень важным. Митрофан Петрович Беляев решил организовать русское музыкальное издательство и подписал с Сашей договор на издание его сочинений.
— Я открою издательство в Лейпциге и поставлю его на широкую ногу, — говорил он. — Платить композиторам буду хорошо. А то ведь что получается — за оперы издатели еще платят приличные деньги, а за симфонии и камерные произведения — совсем пустяки. Говорят — не идет. А я развитие симфонической и камерной музыки буду поощрять.
В конце лета они вернулись в Петербург. Накопленные Сашей впечатления нашли отражение в произведениях, появившихся в последующие годы: в романсе «Арабская мелодия», «Испанской серенаде» для виолончели, «Грезах о Востоке», «Восточной рапсодии» и «Восточной пляске» для оркестра. Воспоминания о поездке в виде сочинений разных жанров вспыхивали всю жизнь.
Осенью в Петербург приехал Чайковский. Его вторая симфония, увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта» и симфоническая фантазия «Франческа да Римини» часто исполнялись на концертах, и Саша хорошо знал их. Он знал также, что Римский-Корсаков и Балакирев давно знакомы с Чайковским, Балакирев даже подал ему мысль написать «Ромео и Джульетту». Однако в музыке Чайковского они принимали не всё.
— Его оперы совершенно лишены вдохновения, — говорил Стасов. То же думал и Римский-Корсаков. Но особенно острыми были разногласия по вопросу о взглядах на русскую народную песню. Балакиревцы считали, что подлинно русский характер выражают только старинные крестьянские песни. А Чайковский часто использовал в своих произведениях современный городской фольклор, и поэтому Стасов считал, что национальный элемент композитору не удается.
— Чудак, трижды чудак Владимир Васильевич! Стыдится признаться, что любит Чайковского за его сердечный лиризм. Ведь он отлично знает, что так выразить беззаветную любовь, как это сделал Чайковский в «Ромео», никому из композиторов не удалось. И Балакирев знает, что в сравнении с ним даже Берлиоз со своим «Ромео» жалок,— думал Саша.
Музыка Чайковского привлекала его необыкновенно, и он был очень взволнован, когда узнал, что 12 октября в Мариинском театре будет поставлен «Евгений Онегин» и что автор приедет в Петербург, чтобы присутствовать на премьере.
На спектаклях юноша несколько раз видел композитора, но подойти не решался. И вдруг, уже в самом конце месяца, Балакирев сказал, что завтра у него будет Чайковский. Пусть Саша зайдет.
Когда Глазунов пришел к Балакиреву, у него собралось уже немало народу. Здесь были и Римский-Корсаков, и Стасов, и Лядов, и братья Блуменфельды, и подающий большие надежды композитор Щербачев. Молодежь ожидала гостей с нетерпением.
Чайковский не заставил ждать себя долго, и, когда он появился, все опасения, вызванные неизвестностью того, как он будет держать себя и как нужно вести себя с ним, исчезли. Что-то во всем его облике, в манере говорить и в выражении лица и глаз было такое милое и притягательное, что располагало к нему мгновенно. Знакомясь с Сашей, Петр Ильич сказал:
— Мне очень понравился ваш квартет. Я даже переписал себе из него кое-что в записную книжку. А симфонию очень хвалил Сергей Иванович Танеев, и мне давно хотелось с ней познакомиться. Может быть, вы сыграете сегодня ее?
Что могло быть приятнее такой просьбы? Саша с готовностью сел к роялю. Симфония Петру Ильичу понравилась. Он даже просил повторить некоторые части, и юноша, ободренный успехом, играл еще и еще, а потом перешел к другим вещам.
Затем его сменил за инструментом Лядов. Чайковский и Лядова похвалил, и атмосфера вечера потеплела. Даже Стасов, который вначале не верил в искренность Петра Ильича и громко ворчал на ухо Балакиреву: