От Ясека я узнал, что после великого поста он собирается жениться. Как-то в воскресенье он попросил меня быть дружкой на свадьбе и завел речь о том, не одолжу ли я ему немного денег. Ему хотелось как можно лучше одеться, купить новую упряжь и зеленую бричку. Свою женитьбу он держал в тайне от всех. Ясек собирался жениться на вдовушке, но знал, что родители скорее на коленях поползут в Рим, чем согласятся на это. Поэтому он хотел побольше заплатить приходскому священнику, чтобы первое, второе и третье оглашение было сделано в один день; родители ужасно разозлятся, но раздумывать им будет некогда.
Я готовился к свадьбе Ясека: кормил лошадей овсом и сладким сеном, чистил золой бляхи на упряжи, покупал вожжи из белой кожи, нанимал в возницы самого видного батрака. Но когда я все уже приготовил, а раны после зимы и после пасхи стали заживать и с амвона все чаще и чаще звучали имена вступающих в брак, я узнал, что Ясек застрелился. В тот день я боронил поле у терновника.
Я отцепил борону и прискакал к парому. Видел я перед собой реку, всю в синяках от плывущих льдин, берег, обнаженный до чистого песка, видел и голову Ясека, лежавшую на коленях вдовушки, и повернул домой. Я не посмел пойти к родителям Ясека, ведь у них я никогда не был. По пути домой зашел в корчму. Выпил несколько рюмок арака. В корчме только и разговору было, что о Ясеке. Говорили, что молодая вдовушка, выманив у него все накопленные денежки, убежала прошлой ночью в повятовый[1] городок вместе с тем усадебным батраком, которого она затащила в корчму, когда мы украли вороную трехлетку. Говорили, будто бы Ясек, когда об этом узнал, обошел все корчмы в приходе, а вернувшись под утро домой, пальнул себе в лоб прямо у порога.
Другие, наоборот, намекали на молоденькую служанку, работавшую у них в доме. Поговаривали, что она забеременела от Ясека, а услышав о его женитьбе на вдовушке, пригрозила ему, что пойдет в участок и обо всем расскажет. Тогда Ясек стал ее умасливать. А когда она не захотела принять даже полморга земли, корову и пять сотен, решил ее укокошить. Но она, чуя недоброе, убежала к отцу на лесной хутор. Ясек, пьяный, пошел туда. И пил он с ее отцом водку, и целовал он ее руки, и целовал он ее колени, чтобы она хоть на минуточку вышла с ним в сад или в соседние луга. Но она знала, что, как только выйдет с ним на минуточку в сад или в луга, тут ей и конец. Вот и умоляла она отца, и целовала она ему руки, и плакала она, и молилась она, чтобы защитил он ее, а когда отец не захотел ее защитить и вытолкнул ее с Ясеком в поле, убежала она на чердак и спряталась в сене. И тогда Ясек с ее отцом пошли к этому сену и тыкали его вилами. Но не нашли ее. А не найдя ее, спустились с чердака, допили водку и попрощались. А когда Ясек вышел в сад, вытащил он из кармана «пушку» и пальнул себе в лоб.
А другие рассказывали еще, что это именно Ясек убивал богатых купцов, которых несколько лет подряд находили в прибрежном ивняке, в размытом песке, на дне прудов и реки. А награбленными денежками делился со служанкой и вдовушкой.
После всего, что я услышал о Ясеке, ни к чему мне было идти ни к его родителям, ни на его похороны. Я сидел дома или уходил на конюшню и шептал лошадям на ухо: «Хитрый, Хитрый, Хитрый».
А когда ночью я зарывался в сено и все глубже погружался в сон, я видел над собой красные перины, видел, как скачет по ним верхом на коне Ясек. Перед ним, также верхом на коне, по середине неба скачет на вороной трехлетке вдовушка в бусах коралловых, в лифе вышитом, в юбке краковской, в башмаках, высоко зашнурованных. Перед ней убегает босиком молоденькая служанка с распущенными косами, заслоняя руками то живот, то непокрытую голову.
Ясек догоняет вдовушку, одной рукой снимает ее с вороной трехлетки, сажает перед собой, и вместе с ней они галопом мчатся за убегающей девушкой. Из кармана куртки он достает револьвер. Стреляет, взводит курок и стреляет. Девушка спотыкается и падает на небо, на пыльную дорогу, на вербу, всю в сережках. Молодой лозняк, небо, пробитое рогом, пронзенное копьем после великого поста, кричат и светятся. На служанку, на ее высокий живот, на ее будущее материнство падают птичьи перья из перин в красных наперниках, заслоняя ее от Ясека. Когда девушка выбирается из-под перин, а Ясек поворачивает коня, из лозняка, из реки, из песчаных ям выходят убитые купцы и корчмари и набрасывают Ясеку веревку на шею, стаскивают его с коня, связывают на пыльной дороге и связанного сажают в кожаный мешок, и этот бьющийся кожаный мешок уносят к реке, и, привязав к нему глыбу известняка, бросают в зеленую глубину. Белые от извести брызги летят на небо.