Почти никто из нас не проспал до подъема. Когда я вышел со склада умыться у ближайшего колодца, многие солдаты были уже в форме. Моисея среди них не было. Стах, который тоже проснулся раньше меня, сказал, что на рассвете Моисей, взяв с собой кларнет, пошел к зенитке. Мы сидели со Стахом возле склада, ели хлеб и запивали водой. До подъема и до завтрака оставалось еще много времени.
Неожиданно, как и вчера в Тарнове, над заводскими трубами появились самолеты. Заработали зенитки. Посыпались стекла в соседних домах. Мы со Стахом побежали к ближайшей зенитке. Самолеты разворачивались над Дунайцем. Мы видели, как Моисей, сняв каску, чтобы не мешала, целится в самолет. И тут же мы услышали, как солдаты кричат:
— Попал! Попал!
Самолет, летевший прямо над трубами, задымился. Почти ударяясь о крыши, падал на землю. Исчезал из виду. Тут мы услышали взрыв и увидели между крышами столб огня. Побежали туда. Остальные самолеты, развернувшись, удирали долиной Дунайца.
За заводскими постройками, на раскопанном картофельном поле горел самолет. Возле нас собралось уже много солдат. Мы ждали, когда снаряды перестанут рваться в огне. Когда пламя стало угасать, мы подошли к самолету. Кто-то заглянул в догоравшую кабину.
— Там баба. Говорю вам, баба. Черт возьми. Не так уж все плохо, если к нам баб засылают. Позабавимся с ними.
Саперы, засыпав песком раскаленный алюминий, вытащили из кабины обгоревший труп. Положили на землю. Когда кто-то дотронулся до него рукой, отлетела обугленная коса. На старательно ухоженных ногтях блестел лак. Из-под кожаной куртки, также изъеденной огнем, виднелась девичья грудь. Кто-то грязно выругался. Кто-то плюнул. Рядом со мной стоял Моисей. В руках он держал кларнет.
— Мне хотелось танцевать от радости. Хотелось танцевать, Петр. Так танцевали наши в пустыне, когда им удавалось из лука подстрелить перепелку, сокола, орла. А меня угораздило попасть в эту девку.
10
Несколько дней мы шли на восток. День и ночь мы шли на восток. Пехота, артиллерия, обоз с амуницией и продовольствием. Обозные лошади спали на ходу. Мы тоже спали в колоннах. Целые батальоны спящих солдат. Нас не могли разбудить ни лай собак, ни набат, ни вспыхивавшие тут и там пожары. Мы просыпались только тогда, когда сонная колонна входила в реку или, сбившись с дороги, застревала в лесной чаще.
Первые дни мы пытались еще петь. Я шел тогда вместе с Моисеем. Впереди роты. Моисей играл на кларнете, а я пел голосом звонким, как закаленное в белой глине железо. Но дня через два мы устали и охрипли. Моисей, в полудреме играя на кларнете, путал военные марши со свадебными припевками, а свадебные припевки с военными псалмами царя Давида. Я тоже все чаще вместо легионерских песен напевал в дремоте свой любимый рождественский гимн или же великопостный псалом, тот псалом, что был вложен в уста пронзенного копьем Иисуса. Но скоро мы стали проходить засветло всего лишь несколько километров. Все чаще нас атаковали самолеты. Мы прятались в лесах и, маскируясь, ждали ночи. Только тогда, под звездным небом, очищенным от дымных грез, мы делали бросок на пятнадцать — двадцать, а то и тридцать — сорок километров.
Днем, сидя в лесу, наблюдали, как по всем дорогам, тропинкам, прямо по полю тянулись беженцы. На автомобилях, велосипедах, повозках, пешком. А перед ними бежали лесные и полевые звери. В сумерках вместе с вечерней зарей огромными стаями проплывали по небу птицы. Тогда-то впервые в жизни мне пришлось увидеть, как на песчаном берегу реки возле разрушенного моста толпа ждала, когда нащупают брод. За этим табором, что стряпал у костра еду в котелках, эмалированных кастрюлях, консервных банках, тянулись за реку звери. Олени и дикие козы, кабаны и зайцы. Нечто подобное я видел только во время половодья. Тогда в лес на песчаном холме бежали даже крысы и мыши. Они выбирались из земли, выходили из сараев, из конюшен и, сбившись в огромные стаи, трусили к лесу. Я помню ослепленных солнцем кротов. Они выбирались из земли, пробегали несколько шагов и снова уходили под землю. По изрытому полю и лугу можно было определить, куда они бежали. От беженцев мы узнали, где немцы. Рассказывали всякие ужасы. Мы готовы были им поверить, ведь мы видели, как бегут звери и летят вместе с зарей птицы. Из рассказов отца о последней войне я не мог припомнить ничего подобного. В те времена сражение начинали только тогда, когда население уходило в безопасное место.
Уже несколько дней мы не умывались и не брились. Еще в Тарнове нас должны были остричь наголо, но, видно, уже и тогда на это не хватило времени. К тому же почти псе оставили свои бритвы в сундучках, сданных на склад. Первый раз, уже в жешовском воеводстве, мы мылись возле какого-то маленького городка. Мы пришли туда около полудня. На небе с самого утра не появился ни один самолет, и нам разрешили искупаться в реке. Сотни голых солдат, стоя по пояс в воде, терли друг друга простым мылом и песком. Те, кто уже помылся, искали глубокое место под обрывистым берегом и, забравшись на кручу, прыгали в воду. На чистое, прямо с иголочки, небо взлетали зеленые ветки воды. В реке купали также давно не чищенных коней.