— Интервью не получится, Чарльз, — фыркнула Гледис. — Мне приходится у нашей звезды каждое слово тащить клещами.
— Тогда постарайся, по крайней мере, выглядеть так, будто это доставляет тебе удовольствие, — потребовал фотограф.
— Можно мне сказать несколько слов Гледис, шеф? — вмешался Трефор Ферхилд. Очки сползли ему на кончик носа, и он нервным движением поправил их.
— Трефор, не задерживай работу, и без того все идет сегодня с таким трудом, — простонал Чарльз.
— Ну, это займет только минуту, — просил Трефор. — И вы увидите, на что я способен. Я…
— Ну ладно, говори, — проворчал Чарльз и выпрямился за камерой.
— Вы оба очень напряжены, особенно ты, Гледис, — заметил Трефор. Фрэнки усмехнулся и промолчал. Гледис тоже нечего было возразить, и Трефор продолжал: — Гледис, ты должна себе представить, что ты познакомилась с этим парнем… — при этом он похлопал Фрэнки по плечу, что выглядело достаточно комично, так как ему для этого пришлось встать на цыпочки, — с нашим дорогим Фрэнки, совершенно случайно, например, в самолете или еще где-нибудь. Ты, потеряв голову, в него влюбилась и полностью находишься во власти его очарования.
Гледис глубоко вздохнула. Она боялась взорваться. Фрэнки стоял напротив и бесстыдно улыбался ей в лицо. Но Трефор, этот «великий» режиссер, не замечал, в какое смущение он привел своими словами Гледис.
— Если ты это себе представишь, — продолжал он невозмутимо, — то фотографии наверняка удадутся. Эти чувства отразятся на твоем лице и на всем твоем поведении. Ты будешь излучать совсем другое состояние, а не тупую злость и скованность, как сейчас.
— Ты наконец закончил? — осведомился с нетерпением Чарльз.
— Да, шеф. — Трефор сиял от радости. — Вы сами увидите. Сейчас дело пойдет.
Фрэнки с трудом сдержал улыбку.
— Мы можем продолжать? — спросила недовольно Гледис.
— Да, конечно, — ответил Фрэнки. — Задавайте, пожалуйста, вопросы.
— Итак, ваш отец давал вам мало денег? — спросила Гледис.
— Нет, этого сказать нельзя…
— Но денег вам все же не хватало, — закончила предложение Гледис. — Почему?
— У меня была подружка, которая очень любила ходить в кино и которая могла съесть огромное количество мороженого, — объяснил Фрэнки. — Я должен был прирабатывать. На мою подружку отец не хотел раскошеливаться.
— Вот как. — Гледис сделала вид, что хочет записать эти слова. Ей казалось, что ее разыгрывают, и поэтому злилась.
— Улыбайся, Гледис, — умолял ее Чарльз Карленд, смотря в камеру.
— Вспомни о том, как ты с ним познакомилась, Гледис, — напоминал Трефор о своем верном рецепте.
— Вы учились в колледже, Фрэнки? — Гледис заставила себя изобразить приторно-сладкую улыбку.
— Да, после колледжа я стал профессиональным спортсменом.
— Что же вам дал колледж? — продолжала она. — Профессиональным спортсменом вы могли бы стать и после окончания средней школы. — Теперь она заняла ту позицию, которую наметила себе. Гледис не очень увлекалась спортом. В ее глазах у спортсменов было очень одностороннее хобби, для которого не требовались фундаментальное образование, и уж тем более научная подготовка.
— Тогда меня бы не приняли на юридический факультет, — спокойно ответил Фрэнки. Он чувствовал, что Гледис втайне хотела выставить его в несколько комичном и даже примитивном свете. Но не обижался на нее за это.
— Юридический факультет? — переспросила она удивленно.
— Да, я изучаю юриспруденцию. Я начал учебу в Лос-Анджелесе. Там…
— Пересядьте-ка вон туда, в белые кресла, — прервал Чарльз разговор, который шел с таким трудом. — Подними свой бокал повыше, Гледис, — попросил он, как только они уселись. — А то отсюда он выглядит как огурец.
— И вкус напитка такой же, — ответила Гледис. — Это чистый джин.
— Бедная девочка, — единственное, что сказал Чарльз на ее жалобу. Гледис могла бы держать пари, что он вообще не понял, что она сказала, а лишь среагировал на ее недовольный тон.
— Итак, вы начали свою учебу в Лос-Анджелесе, — возобновила интервью Гледис. — И где же вы учитесь теперь?
— В Джейнсвилле, — ответил Фрэнки.
Трефор Ферхилд размахивал экспонометром почти у самого носа Фрэнки. В следующую минуту гример припудрил лоб и подбородок спортсмена. Затем один из осветителей передвинул поближе софит.
— Парни называются гримерами, потому что за их гримом не видно лиц, — пробормотал Эд Гуд так громко, чтобы Бенни мог его услышать. — То, что я вижу в мой видоискатель, это две маски. Ты стер гримом их лица, Бенни.