Сегодня необычайно долгий день на работе. Новая детская косметика только попала на прилавки нескольких магазинов по всему городу. Если продажа пойдет хорошо, мы будем расширяться. Хотя косметика доступна на нашем интернет-сайте, и мы уже продали довольно много.
После работы я еду прямиком в свою квартиру. И я обнимаю четырехлетнюю малышку, которая открывает дверь. Ее папа, по-видимому, в душе. Я сижу и играю с ней в куклы, пока ее папа делает свои дела. Джессика — мое прикрытие на сегодняшний день. Она не знает, что происходит, но я знаю, что она прикроет меня. Это только потому, что Мари сегодня ходит по магазинам. И есть большая вероятность, что Джеймс увидит ее. Не могу рисковать, когда мы так близко к цели.
Приблизительно десять минут спустя выключается вода и влажный, загорелый мужчина выходит из ванной, и на нем нет ничего, кроме боксеров. Он проходит мимо меня, причем, не замечая меня на полу, и направляется на кухню. Я слышу, как холодильник открывается и закрывается.
— Закройте рот, — Амелия хихикает и закрывает мне рот своей маленькой рукой.
— Черт, твой папочка Г.О.Р.Я.Ч. Горяч, — шепчу я.
И он правда такой, он более накачан, чем Джеймс, но я все равно предпочитаю Джеймса. Господи, это нехорошо для моего либидо. Все, что ему нужно — это немного масла. Ням. О е, я больная! Я мечтаю о брате своего мужа.
Эй, мы всего лишь люди!
Так и есть, либидо. Так и есть.
Он выходит из кухни и внезапно останавливается, когда видит меня. Он ахает, я ахаю, он смотрит вниз на свой обнаженный торс, а потом на меня.
— Так вот почему ты еще не оделся, папочка? Майя думает, ты голячий, — невинно говорит Амелия.
Убейте меня, просто убейте.
— Я не горячий, со мной все в порядке.
О, да ты… такой чертовски горячий.
Лукас ухмыляется и подмигивает перед тем, как пойти обратно в спальню. Самодовольный засранец. Он возвращается мгновение спустя в рубашке, и все еще в своих обтягивающих серых боксерах. Надо поднять глаза.
— Извини, я бы надел джинсы, но домработница забрала их все в чистку. Она взяла карту, которую ты дала мне. И сказала, что моя одежда — это ужас и, вероятно, с блохами.
— Она сказала, что собирается купить мне новые платья, — Амелия улыбается.
Я смеюсь и киваю.
— Это в духе Хлои. Она очень придирчивая и не стесняется говорить то, что думает.
— Ты не против этого? Я пытался отговорить ее. Но она сказала, что раз ты дала мне денег, чтобы тратить, то я должен использовать их. Поэтому я сказал, «хорошо, я схожу попозже в «Уолмарт» за покупками», я думал, у нее случится сердечный приступ, — он смеется и плюхается на диван. — Ой, извини, тебе что-нибудь принести попить? Я все еще чувствую себя неловко, спрашивая, потому что это твоя квартира, но я вроде как на правах хозяина теперь. Поэтому. Пить хочешь?
— Н… нет, — говорю я и бросаю подушку в него. — Господи, прикройся, мое либидо вышло на поле боя. Так неправильно, чертовски неправильно во многих смыслах. — Последняя часть выходит невнятным бормотанием.
— Я заставляю тебя нервничать?
Мне нравится смотреть на озабоченность на его лице. Это очаровательно, так же, как и у Джеймса.
Я отрицательно качаю головой.
— Нет, честно, нет. Правда. Я просто… я… Я думаю, что теперь я что-нибудь выпью.
— Воды? — он ухмыляется, явно находя все это забавным.
Я киваю в ответ, и мой взгляд опускается на его задницу. Конечно, я не собираюсь ничего делать, и я пытаюсь свести к минимуму мои рассматривания. Очевидно, что у Джеймса лучше, но не сильно отличается.
— Умри! — кричит Амелия и сбивает мою Барби своим игрушечным автомобилем. — Эй, тетя Майя, я убила тебя.
Спасибо, е, за это.
Она машет рукой перед моим лицом и возвращает меня к реальности.
— Извини, малыш. МММ… ААА, о ужас, ужас. Я умираю. — Барби бьется в конвульсиях. — Скажи моему папе, что мне очень жаль, и, что я люблю его, — кряхчу я и умираю вместе с куклой.
— Для той, кто говорил, что не очень хороша с детьми, ты прекрасно знаешь, как занять четырехлетку.
Я открываю глаза и вижу, что Лукас стоит надо мной. А Амелия возлагает цветочки на мое туловище.
— Мой психический возраст как раз на четыре года, как раз для таких игр. Смотри, сейчас мы хороним меня, — я подмигиваю и обращаюсь к Амелии. — Я думаю, что нам стоит сыграть в другую игру. Мою самую любимую.