и, забравшись на свою полать,
где свернулся котик мой мохнатый,
постараюсь снами доказать,
что и без твоей любви богата.
1926
37. «В хрустальный гроб, с цепочкой драгоценной…»
В хрустальный гроб, с цепочкой драгоценной,
запрятали любовь и отошли.
И не было заката над вселенной,
и тени на поляну не легли.
А нужно было, чтобы смолкли птицы
в печалью очарованных кустах,
и призраки собрались поклониться
на сделанных священными местах;
и чтобы содрогнулись сами боги,
взглянув совсем случайно с высоты,
и вдруг поняв, как хрупки и убоги
придуманные ими же мечты.
1926
38. «От луны до солнца протянула…»
От луны до солнца протянула
золотую, призрачную нить;
день и ночь оковами сомкнула,
и весенней чары не забыть.
Я колдунья. Я властна над всеми,
кто мою дорогу пересек!
Ты со мною встретился на время,
и теперь не можешь быть далек.
Пусть чужим путем, к чужому раю
ты ушел, — но ты мой видел след,
и тебе нельзя забыть, я знаю.
то, что было за мильоны лет.
1926
39. «You camе from quite a distant land…»[63]
You camе from quite a distant land,
— perhaps a dream land, — from a place
where sycamores and poplars stand
in infinite and golden grace.
Yet you, whose words were clear to me,
you somehow had to drift away,
till many countries and a sea —
an endless sea — between us lay.
And now my house is desolate,
for neither you nor others such
will come to knock upon my gate
with hands I used to like to touch.
1928
40. Чортово озеро (Терриоки. Финляндия)[64]
Вода из камня сверкает
прозрачностью глубины,
и даже месяц пугает
за кудри синей сосны.
Ночные звери обходят
чернеющую дыру,
где черти вечером бродят,
и ведьмы поют поутру.
Я помню скользкие травы,
горбы нечистых могил,
и горький запах отравы,
который с туманом всплыл.
1925
41. «Мой бог — таинственная замкнутость лесов…»
Мой бог — таинственная замкнутость лесов,
где бродят волки и зовет сова,
причуды передутрешних часов
и отклики незримых голосов,
и мягкая болотная трава.
На облаках рубинно-золотых
сгустилась слава всех бессмертных сил.
Мой бог блеснул закатом и затих,
и слились волны сумерек седых,
прорезанные взглядами светил.
Я чую легкий времени полет
и шум непобедимого крыла.
Когда река свой зимний сон прорвет,
я поклонюсь перед движеньем вод,
где черная у берега скала.
Я верю в солнце, звезды и луну,
и в колдовство заката и зари.
Я от Отца и Сына отверну
свое лицо, и старый храм замкну.
Но если я заплачу — не смотри.
1925
42. «Когда посыплет снег, мелькая…»
Когда посыплет снег, мелькая,
мне будет память тяжела,
что смерть — ненужная такая —
его ведь снегом занесла.
Что он страдал, и даже слова,
которое сказать хотел,
до края берега пустого
замерзший звук не долетел.
Что только птицы и тюлени,
пришедшие со всех сторон,
и синие ночные тени
свершали тайну похорон,
и что, насмешливо блистая,
такой же яркий падал снег,
холодный саван наметая
для бледных и закрытых век.
1928
43. You Will Remember Me Forevermore (N. Gumilev)[65]
вернуться
Терриоки: Terijoki, a Finnish town on the shore of the Gulf of Finland. At the beginning of the 20th century it was one of the popular resorts. Lake Kaiavalampi, which Russians called Druzhinnoe, or Chortovo, was nearby.
вернуться
Translation of "Еще не раз Вы вспомните меня" from N. Gumilev. К синей звезде (1923). In Stikhotvoreniia the first line of the second stanza had a misprint ("You could have made it yours, did you but to speak") which is corrected in the present edition.