Кажется, счастливей нет народу,
чем душонки глупые людей,
выпущенных снами на свободу
от тоски-печали от своей.
Кажется, другой не надо славы
и не надо радости другой,
только ощущать ночные травы
под своей ушибленной ногой.
и. входя по лестнице чудесной,
к самым вышкам взглядами прильнуть,
чтоб из самой темноты небесной
сырость полуночную вдохнуть.
1926
51. «Были песни твои веселы…»
Были песни твои веселы
на свиданье заката и мглы,
и глаза твои серые знали,
для кого самоцветом сияли,
и другие глаза зажигались,
когда вы на закате встречались.
Отчего ж твоим серым глазам
не закрыться теперь по ночам?
Для чего до зари до румяной
ты томишься невидимой раной
и глаза твои, полные горя,
не глядят на вечерние зори?
1926
52. «От горы блестящая дорога…»
От горы блестящая дорога,
на закате — моря полоса.
И чего ж еще просить у Бога,
для чего другие чудеса?
Белые верхушки волн так стройно
на песке вырезывают след.
Я стою. Я знаю так спокойно,
мне не двадцать два, а меньше лет.
1926
53. «На мне юбчонка в три вершка…»
На мне юбчонка в три вершка,
и туфли — просто срам,
но я взираю свысока
на встречных чинных дам.
И загорела, как матрос,
и никаких прикрас, —
а все хожу, задравши нос:
«Небось, не хуже вас!»
1926
54. «Мы с тобой пришли не отсюда…»[68]
Володе Визи
Мы с тобой пришли не отсюда,
а с какой-то другой звезды,
оттого мы носим, как чудо,
предыдущей жизни следы.
Ведь за морем, в спрятанных далях,
на давно забытом пути,
мы любимый сон потеряли,
что хотим так сильно найти;
и, одни на целой вселенной,
оттого не можем устать,
что живем надеждой блаженной
ту звезду увидеть опять.
1928
55. «Есть короли заморские — седые…»
Есть короли заморские — седые,
кудрявые, в коронах золотых.
К их славным странам волны голубые
несут поклажи всех утех земных,
и мраморные ломятся ступени,
и полнятся хоромы их дворцов
от царственных причудливых велений,
исполненных усердием гонцов.
У них живут, как звезды, королевы
в миндалевых и розовых садах,
и дивные слагаются напевы
народами о мудрых их делах.
Но иногда, одни и ночью темной,
выходят те владыки к берегам,
где океан, бессветный и огромный,
бросается со стоном к их ногам,
и в этой буре чувствуют родное,
и всю ее тоску хотят понять,
и все блаженство яркое дневное
на этот стон готовы променять.
1928
56. I Shall Go Back. Edna St. Vincent Millay.(«Я отойду к угрюмым берегам…»)[69]
Я отойду к угрюмым берегам
и возведу лачугу на песке,
так, чтобы там, совсем невдалеке,
трава морская падала к ногам.
Я не вернусь, и никогда не дам
руке своей лежать в твоей руке.
— уйду к тому, что так понятно мне,
— уйду к счастливым больше прежних дням.
Любовь, едва зажегшая глаза,
слова, едва слетевшие на рот,
все это живо лишь на полчаса,
все это недосказанным умрет;
но я найду скалу и небеса
все теми же, как в молодости год.
1926
вернуться
68
Dated 26 June in the manuscript. Володя Визи: Vladimir Custis Vezey, older brother of Mary Vezey. Poems 68, 133, 180, 220, 328, 357, 391, 393, 394, 395, 401, and 538 are also dedicated to him.
вернуться
69
Translation of «I shall go back again to the bleak shore” from Edna St. Vincent Millay Second April (1921).