64. «Розово-коричневые клубы…»
Розово-коричневые клубы
западных последних облаков.
Подойди ко мне! И прямо в губы
поцелуй, без слов.
Самородки на небе без меры,
серебро, алмазы, аметист.
Я молчу. Перед лицом Венеры
не дрожит и лист.
Я молчу — и ты пока со мною,
и, как в правду, верю в глупый сон:
но вздохну — и призрак за спиною
уплывет в каньон.
Заболят глаза от гор лиловых,
хоть и знаю, что не нужно ждать,
потому что привидений новых
не найти опять.
1925
65. «Упал и вдребезги разбился…»
Упал и вдребезги разбился
сосуд, зовущийся мечтой,
который в сердце серебрился
лампадой хрупкой и святой.
Остался сир и полон болью
тот угол, где она жила,
и по окрестному раздолью
печаль туманом поплыла,
и долго гулкое звенело,
катилось эхо по реке,
как будто небо сожалело
о человеческой тоске.
1928
66. «Дальний берег синей реки…»
Дальний берег синей реки,
и на нем золотые пески,
и высоко — червонный узор
заплетенных листов сикамор.
Мне нельзя тоски облегчить,
и нельзя мне руки омочить
в той сверкающей ярко волне,
пробегающей в дальней стране.
1928
67. «Убеги и спрячь с собою грезу…»
Убеги и спрячь с собою грезу
в старом и оборванном мешке
и, приняв обиженную позу,
скорчись в отдаленном уголке.
Пусть застрянут слезы в паутине,
где лучи дневные не дошли,
— пусть любовь на золотой картине
смотрит, как печаль лежит в пыли.
1926
68. «Мы не одни. По нашим колеям…»[72]
Володе Визи
Мы не одни. По нашим колеям
идут еще какие-то. Их много.
Они, пригнувшись, громко шепчут нам
о тех полях, где началась дорога.
Упрятаны одеждами теней,
они от посторонних взглядов скрыты,
и сетью только нам понятных дней
их разговоры цепко перевиты.
Я слышу ночью жуткие тона
и отклики — в сырой траве рассвета;
мне память неотъемлемо дана
о призраках оконченного лета.
И если я увижу — ты устал
и, сев в пыли, глядишь в пустые дали,
я догадаюсь: кто-то нашептал,
что где-то одуванчики завяли.
1926
69. Chinese Serenade[73]
The silver pilgrims of the sky —
the clouds of sunset go,
and sw eetly starts her lullaby,
my Goddess Moon, Chang-O.
Dispel thy drowsy dreams, my friend,
as rays of twilight fade,
and with my song thy magic blend
upon thy lute of jade!
Then let me love thee, as a cloud
may love a flashing star,
as ripples on the lake, that crowd
to touch a nenuphar.
1925
70. «Я умру на высокой горе…»
Я умру на высокой горе,
мне почудятся вещие сны
в час, как мир поплывет в серебре
уходящей со мною луны.
Я скажу — Что же мне, я готов,
отпустите меня от земли,
я пойду по ступеням богов
в край, куда мои думы ушли.
Но, уйдя от земных деревень,
растопчу свое сердце во прах,
если долго знакомую тень
не увижу в небесных садах.
1926
71. «Голубая птица улетела…»[74]
Голубая птица улетела
в синие и чудные края,
канула у крайнего предела,
где вскипели заревом моря.
Эта птица — верхний блеск заката,
темнотой исполненный простор.
Эта птица — радость без возврата;
ей не вспомнить слова «Мутабор».
вернуться
73
The poem was first published in the journal