Папа несколько раз пытался выйти со мной на связь, но все никак не получалось. Когда я стала старше и мы переехали с бабушкой и дедушкой жить в новую квартиру, в Москву, сестренка мне часто звонила и звала в гости, папа тоже. И однажды я к ним приехала. Маме хоть это и не нравилось, она уже не была против нашего общения. Впоследствии я довольно часто по выходным ездила к ним в гости. Они накрывали стол, папа готовил изумительную курицу — цыпленка табака. Меня там замечательно принимали. Я познакомилась со своим братом, сестрой, с бабушкой Лидой — мамой отца и с тетей Валей — его родной сестрой. Лишь тогда я узнала всех своих родственников по отцовой линии.
Папа всегда был музыкальным человеком, и, хотя не был ни артистом, ни музыкантом, он сам научился играть на баяне, на аккордеоне, на фортепиано, на гитаре, был всегда душой любой компании. Сестричка Ольга, или, как мы ее называли, Лёля, очень хорошо пела и играла на пианино. Папа своих детей заставлял заниматься музыкой. Моя бабушка тоже в детстве купила мне пианино, нашла педагога, который стал приходить к нам три раза в неделю. Я сидела, играла эти нудные гаммы, а во дворе все мои друзья носились и звали меня:
— Наташка, выходи!
А бабушка им в ответ:
— Не орите, она музыкой занимается.
— Наташка, выходи в прятки играть!
А я сидела и долбила по белым и черным клавишам: до-ре-ми-фа-соль-ля-си.
Меня жутко напрягала эта игра. Никакие домашние задания я не делала. Когда преподаватель ставила передо мной ноты и я начинала играть, то она понимала, что я совершенно не готовилась. Однажды она сказала бабушке:
— Что вы ее заставляете? Да, она талантливая, да, у нее есть слух, есть голос, но желания заниматься у нее нет.
У меня на самом деле с детства был идеальный слух. Но мама и бабушка не пели. Видимо, этот талант достался мне по отцовской линии. Ну и спасибо ему за это большое. Не представляю, чем бы я занималась, если бы не эти папины гены, хотя мои брат и сестра по отцу не стали артистами. Кому что на роду написано, наверное…
Он от бабушки ушел…
Кто-то в нашей коммуналке постоянно подворовывал продукты из нашего холодильника. Бабушка сокрушалась: «Я уже устала кормить всех соседей. То масло пропадает, то яйца. Только что был десяток, осталось всего пять яиц! А не пойманный — не вор, никому же не предъявишь обвинение». Они с дедушкой выделили часть коридора, отгородили его фанерой, туда поставили холодильник и повесили замок. Там же поставили маленький диванчик, и я туда перешла спать. До этого дня я ночевала в комнате с бабушкой и дедушкой, где мне каждый вечер ставили раскладушку, на которой я проспала не один год. Пока мне бабушка не почешет спинку и не возьмет меня за руку, я не засыпала, потому что очень боялась темноты. Если я хотела в туалет, то ночью даже не вставала из-за страха. Бабушка была гипертоником и имела лишний вес, она довольно сильно храпела, и я порой часами не могла заснуть. Для меня было спасением перебраться на диван к холодильнику, но теперь вместо бабушкиного храпа я слышала абсолютно все, что происходило на соседской территории в зоне туалета, ванны и кухни.
В общем туалете у каждой семьи был свой деревянный стульчак — всего их было 4 — и каждый из них висел на своем гвозде прямо в туалете. Один сосед был пьяницей, и он все время умудрялся писать мимо толчка, как будто нарочно. После него зайти в туалет было просто невозможно — некуда ступить. Взрослые с ним всегда ругались, но это было бесполезно, а мы, дети, когда видели его на улице, всегда улюлюкали: «Дед Федул в штаны надул!» Он, разъяренный, поворачивался и бежал за нами с криком: «Сейчас поймаю, убью!» Мы визжали и разбегались врассыпную. Я его очень боялась. В общем, так и жили. Школа — сад — двор — лес — речка. Воды я страшно боялась, хоть и провела детство на Москве-реке. А плавать научилась только в 15 лет. Но об этом вы узнаете чуть дальше.
То, что я была озорным ребенком, вы уже поняли. Я не любила входить через дверь, а предпочитала лазить в окно — благо жили мы на первом этаже; дружила я в основном с мальчишками и вскоре стала показывать бабушке свой характер.
Ситуации бывали разные, и бабушка, будучи человеком мягким, все же позволяла мне не все, что я захочу. Когда я натыкалась на запреты, то психовала и говорила: «Все, я ухожу жить к маме!» Я знала, чем можно было спекулировать. Однажды после такой ссоры я собрала в авоську всех своих кукол и вроде как пошла жить к маме. Бабушка возвращается из магазина, а ей навстречу я с двумя авоськами, из дырок которых торчат головы кукол. Бабушка спрашивает: