Вот так с душой. Выплеснешь все, что так тяготит тебя на страницы дневника, и мир снова, кажется лучше, снова становится все вокруг цветным. А вся чернота осталась на бумаге, превратилась в буквы. И пускай! Бумага все вытерпит.
Помню, мне было шесть лет, когда я впервые попал в художественный класс. Там было так грязно, что я несмышлёный тогда и маленький, подумал, что там живут свиньи. Но мир красок и холстов затянул меня очень сильно. Буквально засосал в водоворот. Там было все по-другому, никак у меня дома. Там все было живым. Никто не боялся своих эмоций, своих чувств. Они творили, как думали. И думали, как творили.
Туда меня привела бабушка. Она очень любила нас сестрой. Она бойкотировала любые запреты родителей.
Бабушки не стало, когда я перешел в пятый класс. Но она посеяла во мне зачатки той борьбы с системой, которые мы называем семьей.
Я отвел Аню на танцы. Видишь, бабушка, я смог, я разбил оковы чужих рук.
Вот и сейчас жадно ловлю воздух ртом. Его чертовски мало. Все горит, полыхает внутри меня.
Сегодня я сорвался. Цепь порвалась. Озлобленная псина рванула и покусала всех.
Ну что теперь я могу сделать.
Знайте, я не со зла. Просто это невозможно терпеть. Невозможно так жить, когда кто-то решает за тебя, что тебе есть, пить, куда лететь.
Многие говорят, что у нас есть выбор, что в этой жизни мы решаем все сами. Но они же и отбирают у нас право голоса, причем, вбивая в наши головы, что этот выбор совершили мы.
И мы им верим! Ну не дураки ли?
Глава 5
В такси слишком громко играла музыка. Из динамиков звучал девичий вой, что больше походило на крики самки бегемота в период спаривания, чем на музыку.
У Даши не было настроения. Она угрюмо смотрела в окно, за которым мелькали другие автомобили. Они пролетали мимо ее такси с бешеной скоростью, словно кроме них на этой трассе больше никого не было. А зря! Всегда нужно думать о других.
День не задался с самого утра. Бабушка занесла в квартиру ту чертову корзинку с орхидеями, что Леша оставил под дверью. Таисия Петровна не знала, что эти цветы, самые последние на всей планете, которые любила ее внучка.
Затем, когда Даша видела сорок пятый сон, ей позвонили. Девчонка из группы сообщала, что их преподаватель по философии слег в больницу, и весь их курс переводят к другому лектору. Занятия начинаются через час.
Проклиная всю систему образования, девушка носилась по квартире, словно ураган. Вызвала такси, ожидала его минут пятнадцать и надеялась, что его снова не перекупят. Дурацкие законы в этой стране!
И вот теперь она хмурилась, когда водитель этой чертовой мазды гнал под сто двадцать, обгонял по встречной полосе, игнорировал светофоры. Девушка имела водительский стаж почти три года. Но больше сама за руль ни за что в жизни. Слишком больно!
Динамик разрывается от воплей. Девица продолжает орать о своей безответной любви. Даша усмехнулась! Разве о безответной любви кричат? О, нет! О ней молчат, да так, чтобы бы даже Бог не смог услышать!
***
– Ты реально закричал это на весь двор? – Миша удивленно смотрит на Мурашова. Парень рассказал другу о том, что произошло на вчерашнем семейном обеде. – Черт тебя бы подрал! Братан, наконец-то, они реально надоели своими указаниями. А как же Аня?
Голос Миши понижается. В аудиторию начинают заползать студенты. Все такие хмурые, раздраженные. Оно и понятно, утро понедельника. Пары по философии. Лучше бы дома поспали три часа, чем слушать очередной бред о безграничной любви к ближнему, или о том, что веровать – это хорошо.
– Не знаю, Миша, я, вообще, ничего не знаю, – Влад подавлен. Он не спал всю ночь. Размышлял о случившемся. Ему было дико стыдно и в то же время гордо за то, что он смог разбить оковы. Но ведь теперь Аня осталось под ударом.