– Влад, мы поговорим. И мне плевать, хочешь ты этого или нет, – Даша оттолкнула Мурашова от двери, тот пошатнулся, но сумел сдержать равновесие. Девушка прошла в квартиру. – И манерам гостеприимства тебе все-таки нужно еще поучиться.
Мурашов покраснел, словно обгорел на солнце. Даша стянула кроссовки, затем бросила на стул в прихожей свою куртку и уверенным шагом направилась в самую большую комнату в квартире – в спальню. Там ничего не изменилось. Те же книжные полки, забитые томами романов с разноцветными корешками, огромная кровать с мятыми простынями. Но пахло здесь алкоголем, табачным дымом. Здесь пахло болью, переживаниями и безысходностью. Дашу стало тошнить, выворачивать наизнанку. Внутри все съежилось. И слезы невольно хлынули из глаз. Она попыталась убрать их рукавом свитера. Но передумала. Сейчас можно все.
Девушка подошла к окну, повернула ручку и открыла его нараспашку. Свежий воздух ворвался в комнату, перевернул листы бумаги на столе.
– Неприятное зрелище, согласись? – Мурашов стоял в дверях. – Мне самому противно от себя. Советую, на кухню не заходить.
Даша улыбнулась. Слезы продолжали свой путь из глаз, стекая по щекам и растворяясь где-то в свитере.
– А зачем же ты так? – задала девушка глупый вопрос, ведь сама все понимала.
Влад усмехнулся. Подошел к столу, выдвинул стул и присел на него.
– В тишине проще, что ли, залечивать свои раны, – он достал из пачки, лежащей на столе сигарету, прикурил. Табачный дым ударил Даше в лицо. – Это как серьезная, сложная операция. Шансы, что пациент выживет, очень малы. Я бы даже сказал, их практически нет. И вот ход операции: сильная анестезия – алкоголь, как ничто другое подходит на эту роль, ватный тампон, чтобы убрать пот с лица, снять дикое напряжение – табачный дым хороший в этом помощник, и скальпель, такой острый, что даже наркоз не помогает заглушить боль.
Даша присела на край постели. Смотрела на Влада, плакала.
– А что же в этой операции заменяет скальпель? – голос звучал сипло, словно девушка его сорвала, застудила.
– Тут целый набор хирургических инструментов. Есть даже те, что побольнее режут. Один вот прямо сейчас сидит напротив меня. Смотрю на него, и выть хочется. Встать со стула, подойти к окну и сигануть вниз. В пропасть.
Даша почувствовала, как в горле застрял ком. Она резко вскочила с кровати и рванула к окну. Одним движением руки захлопнула стекло и повернула ручки. Мурашов даже не пошевелился, на губах у него играла легкая ухмылка.
– Да ты так не волнуйся, – смеялся он, – не буду я прыгать, и вешаться не буду. Не хочу. Пойми, эти чувства надо прожить самому. Не стоит их прятать в себе, закрывать на сотни замков, обесценивать. Ведь они могут сожрать тебя изнутри, и вот тогда ты точно способна броситься под машину или его похуже, – Влад потушил сигарету о спинку стула. – Проживать боль, чувствовать ее и побороть в итоге – это своего рода искусство. Огромный опыт, который не раз пригодится в жизни.
Даша все еще плакала. Не могла остановиться, как бы не старалась.
– Прости меня, – прошептала она, – прошу, прости!
Влад улыбнулся тепло. Привстал со стула, подошел к девушке и обнял ее на плечи.
– Знаешь, я всегда умел говорить красиво. Говорить душой, искренни, горячо, правдиво. Говорить много и сильно. О тех вещах, что болят, терзают, ломят где-то внутри. Я мог рассказать о чувствах, которые колют, режут глубоко в подсознании. Умел играть, орудовать, защищаться словом. Мне казалось, что донести важное, главное словом – это так легко и просто, что мне нечего бояться в этой жизни, – Влад всхлипнул. Задрожал. – Но последние дни я просто молчу. Сам с собой. Смотрю куда-то вдаль и ничего не вижу, словно кругом темнота. И мне не страшно, я принял это. И вот сейчас я осознал, что слова потеряли знание, они стали ничтожны, малы, ими просто не описать то, что творится внутри меня. Они стали мишурой, красивой окантовкой состояния, но не его смыслом, – парень перешел на шепот. Его стало трясти сильнее, но он не отпускал Дашиных плеч, так было не страшно. – Я стал закрывать глаза, пропускать через себя свою же боль, обиду, ненависть. Теперь они во мне. Я знаю о них все. Какие они на вкус, какой формы и размеров, так сложно будет их искоренить. И больше я не бегу от них. Остановился, открыл глаза, распахнул свои руки и принял их, сдался, впустил в себя, как впускает земля воды. И теперь боль ломает меня, рушит, но я сильный, я выдержу, – Влад замолкает. Слышится лишь тихое, ровное дыхание. – Я любил тебя, и буду любить всегда, как и обещал. Ничто не изменит во мне этих чувств. Во мне нет больше на тебя обиды, там теперь только благодарность и безграничная любовь. А прощать, увы, я не умею, да и никто на этой планете не способен на такое. Так что, Бог тебя простит. А я просто отпускаю.