— Идем, пусть поспят, — так же шепотом ответил Рома.
Только сейчас участники приступили к тщательному осмотру дома: тихо переговариваясь, переместились в соседнюю комнату, обошли ее, потом перебрались в следующую, заглянули на кухню, после вошли в последнюю комнату, где распахнули дверцы шкафа и с любопытством уставились на его содержимое. Поворошили вещи на полке, прощупали обувь.
— Так нечестно, — Воля тихо воздохнул. — У тебя одежда красивее! Мне вот это нравится, смотри, столько цветочков! И все голубенькие, а мне голубой идет, как раз под цвет глаз, — приложил платье к себе и покрутился перед партнером.
— Очень идет, — согласился тот.
Воодушевленный Воля начал раздеваться.
— Никаких переодеваний! Это под строжайшим запретом! — возмутился Гера.
— А почему? — спросил Рома.
— Потому что! Ребята, пока дети спят, прочитайте вы правила, а?
Участники нахмурились, переглянулись, и кивнули.
Саша в это время сдерживал рвотные позывы.
— Гадость, гадость, гадость, — отбросил он подгузник в угол комнаты. — Мерзость, мерзость, мерзость, — надел на без устали кричащего Мэла новый. — Ну и что ты так орешь? Тебя накормили, переодели, на кровать положили, что еще тебе надо?
— Покачай его и уложи спать, — подсказал Гера.
— Точно, — уже куда как ловчее и смелее участник взял ребенка на руки и закружил с ним по комнате. — Уложу спать и поплаваю в море. А потом можно и позагорать.
Только вот его мечтам не суждено было сбыться.
Мэл быстро заснул, но проснулся сразу же, как участник переложил его на кровать.
Во второй раз Саша положил младенца предельно аккуратно, и даже вышел из дома, но быстро побежал назад — Мэл истошно заверещал.
На третий раз Саша полежал с ним рядом, удостоверился, что вот теперь ребенок точно крепко спит, тихо-тихо поднялся с кровати, плавно-плавно выскользнул наружу, дошел до моря, полной грудью вдохнул соленый воздух и наспех скинул платье. Ногой ступил в воду, пальцы закопал в песок, вознес вторую ногу…
— У-и-а-а-а-а! — раздался плач из дома.
— А-а-а-а! — вторил ему Саша. — Вы меня обманули! Вы сказали, что младенцы много спят!
— А сколько раз он спал за последний час? — подключился Рэй.
— Три раза!
— Разве это мало? — удивленно спросил он, после чего у него что-то засвистело, булькнуло, и трансляция оборвалась. А Саша подобрал платье с берега и бегом побежал обратно.
У второй пары в это время началась война. Участники не могли поделить, кому именно успокаивать Валю. Потом они шуточно ругались, вырывая друг у друга подгузники. После горячо спорили, пытаясь определить, чья подошла очередь кормить ребенка.
— Ты его уже кормил. Теперь я! — перетягивал Рома бутылочку на себя.
— Ну и что! А я еще раз хочу, я всегда хочу! — упрямо не отдавал ее Воля.
— Воля, послушай, — вмешался в спор Гера. — Валя — прерогатива фемины. На него ложится большая часть обязанностей по уходу. Займись лучше самцовыми делами.
— А я не хочу!
— А тут не важно, хочешь ты или не хочешь. Твоя задача — пробудить в себе маскулинную природу. А ты ведешь себя, как фемина! Напомнить тебе, для чего мы вообще устроили эксперимент?
Участники переглянулись, несколько секунд постояли молча, после чего Воля нахмурился и отдал бутылочку Роме.
Саша тоже покормил ребенка. Сам догадался, без напоминания извне, что не могло не порадовать Геру — еще час назад ему казалось, что участник совершенно невменяем. А после, по обыкновению, Саша начал ребенка трясти.
— Рэй! Гера! Кто-нибудь! Срочно, вызывайте медиков!!! — завопил он спустя минуты две бешеной тряски. — Ему плохо! У него рвота!!!
— Да все в порядке. Это просто отрыжка. Настоятельно рекомендую держать Мэла столбиком минуты две после каждого приема пищи, — невозмутимо отрапортовал Рэй.
— Как это, в порядке?! — Саша посмотрел вниз, на себя. Белая творожистая масса стекала с оголенной груди и с живота. — И как долго это будет продолжаться?
— Месяца четыре. Плюс-минус два.
— Месяца четыре?! Вы издеваетесь?!
— Саша, послушай, — терпеливо сказал Гера. — Во-первых, успокойся. Во-вторых, я понимаю, что тебе все ново и непривычно. Что эмоции зашкаливают. Но, пожалуйста, хватит. Ты ведешь себя сейчас не феминно. Твоя задача — пробудить в себе феминную природу. А ты слишком вспыльчив. Сдерживайся. Ты должен быть мягким, понимающим. Ты же теперь не просто Саша, ты теперь выращиватель.
— Да, но… но…
— Саша, а как ты хотел? Мы же тебя переспрашивали. Несколько раз переспрашивали, уточняли. Саша, а хочешь ли ты стать участником? А точно ли, Саша, ты хочешь стать участником? Что ты тогда ответил?
— Хватит, — всхлипнул участник.
— А вот плакать тебе не запрещено, — холодно отрезал Гера. — Поэтому, если не хочешь вылететь из эксперимента, веди себя соответствующе. Все понятно?
В ответ транслируемое изображение расплылось и качнулось вверх-вниз — видимо, Саша все-таки расплакался, а вместо ответа просто кивнул. Буквально на секунду Гере стало не по себе — все-таки до слез человека довел — но чувство правоты рассеяло сомнения. Участники — не дети, и вести себя с ними следует жестко, иначе, как предсказывал Женя, эксперимент действительно развалится в первые два дня.
— Я на связи, — влился в голову приятный баритон Эна, слышать который было так радостно, как никогда прежде. — Перенимаю эстафету.
«Терпения тебе, друг, и удачи!» — мысленно пожелал Гера, отключился от трансляции и с трудом поднялся из сугроба. Ползком добрался до гравиталета, ввалился в него, свернулся на дне и мысленно послал панели управления координаты.
Тропики.
— Зачем ты притащил сюда цветы? Здесь и местные девать некуда, — услышал Гера вместо приветствия. Его удостоили мимолетным взглядом.
Не такой реакции он ожидал. Совсем не такой.
— И тебе здравствуй. Это — букет. Мне сегодня хочется побегать за тобой в классическом, так сказать, стиле. Для чего я примерил на себя маскулинную роль. Тебе достается, соответственно, феминная. А по классике, красивым людям надо дарить красивые цветы. Вот. Свежесрезанные тропические орхидеи!
— Понятно. Хотя нет, не понятно. Зачем за мной бегать, если я никуда не убегаю?
— Ну, Жень, ты сейчас такой момент романтики испортил! — вздохнул Гера.
— Ладно. Давай сюда, а то опять разворчишься, — нехотя партнер принял букет. Повертел, осмотрел, положил под дерево. — Мне теперь по классике тоже надо тебе травы нарвать?
— Нет. Тебе, по традиции, надо меня накормить. Я сегодня устал и вымотался, ты не представляешь, как.
— Хорошо, — Женя достал нож из нагрудного кармана, прислушался, после резко вонзил лезвие в кору, поддел ее, отодрал, что-то извлек и это «что-то» протянул Гере.
— Я это есть не буду. Не, не буду, — он брезгливо морщился, зажимая пальцами жирную, белесую личинку. Ее толстые лапки напоминали конусы, и они хаотично двигались — туда-сюда, туда-сюда. Сквозь полупрозрачную туго натянутую кожицу просвечивались органы, а на ощупь она казалось смазанной маслом. — Меня тошнит.
— Какой ты нежный, — усмехнулся Женя. — Это, между прочим, источник чистейшего белка.
— А у тебя есть что-нибудь еще?
— Гранулы есть. В лаборатории. Я сам принесу, сломаешь еще чего.
Женя оторвался от созерцания дерева, на которое пристально смотрел с того самого момента, как Гера прилетел, и ненадолго отошел. Вскоре вернулся с пакетом, набитым гранулами. Гера их не очень любил, но в сравнении с предложенными личинками они показались деликатесом, и он с аппетитом набросился на еду.
— А сладкое у тебя есть чего-нибудь?
— Конечно, — Женя опять уставился на дерево. Потрогал его, оторвал лист, просветил на солнце. — Малина. Рядом с озером. Там как раз волки на водопой пришли, все как ты любишь. Иди, нарви, а я здесь подожду.